Щедровицкий Петр Георгиевич. Я приношу извинение за то, что одна из заявок была упущена в ходе подготовки программы, и передаю слово Борису Васильевичу Сазонову для доклада, который не попал в программу.

Воля и субъективность у Фуко и в ММК

Сазонов. Я не догадывался, что фигура Фуко вне сегодняшней темы, но, тем не менее, если говорить о привлечении точки зрения новой французской волны, то для меня Фуко является более близким и симпатичным автором, поэтому если что-то сопоставлять, то, по крайне мере, для меня ближе находить точки сопряжения ММК и Фуко.

Это не доклад. Я хочу лишь высказать несколько тезисов, причем не как свидетель. Тезисы как всегда для самоопределения и понимания себя в этом мире. Вопрос, который меня интересует – это значимость деятельности ММК и моей собственной деятельности, причем значимость не только в истории мысли и истории философии, а прямая социальная значимость в сегодняшнем дне. Это не история, потому что я не собираюсь заниматься историей.

В принципе можно было бы просто говорить об ММК, но позиция стороннего наблюдателя и попытка посмотреть на то, что мы делаем, со стороны, и в том числе, со стороны Фуко, оказалась очень интересной. Несмотря на то, что вроде бы я говорю почти то же самое, что говорил бы и до того, Фуко оказал на меня громадное влияние, и теперь я могу говорить, как мне представляется, более точно относительно смысла нашей собственной деятельности.

Итак, по поводу ММК и, прежде всего, о Георгии Петровиче. Когда я пытаюсь понять его позицию, то пользуюсь тем термином, который здесь уже звучал, и наверное, это свидетельствует о том, что это точное понятие, точное слово – это “преодоление”.

Позиция Г.П. Щедровицкого – это позиция преодоления. Вопрос – что преодолевается и куда? С моей точки зрения ведущая точка преодоления – это преодоление философствования. Мое понимание – Г.П. Щедровицкий, конечно, не философ, его позиция антифилософская и методологическая. Я это знал до того, а чтение Фуко позволило мне это сформулировать более резко. В этом плане мне кажется невероятно продуктивным и значимым такое различение у Фуко как “воля к знанию” и “воля к истине”. Важно то, что это две разные деятельности, что истина не является характеристикой знания (истинное или не истинное знание), а истина, поиск истины – особая деятельность, воля к истине. Когда я смотрю на диалоги Платона, то я это вижу воочию.

Идеал Платона – не знание. Это длительное рассуждение, в результате которого он выделяет ту или иную истину, сущность. Другой вопрос – для чего он это делает, что все это делается в рамках некоторой этической задачи, в этической плоскости. Но важно, что Платон для меня – образец поиска истины, сущности или некоторого смысла. С моей точки зрения Щедровицкий всегда выступал против воли к истине, считая это то ли мозговым страданием, то ли формой натурализма и т.д., причем сюда попадает не только философия, но и все религиозные искания.

Важно сделать еще одно замечание, которое, вероятно, не совпадает с представлениями Фуко, но мне, тем не менее, кажется это важным: наука не имеет отношения к истине – это воля к знанию, поэтому в науке нет философствования и религии. И косвенным свидетельством этого служит то, что научные истины в одной из признанных науковедческих школ называют “гипотезами”, т.е. это знания о механизмах, моделях и т.д., но никак не истина как результат воли к истине. Мне кажется это замечание существенным по отношению к тому, что делалось в ММК.

Что же за воля была определяющей у Г.П. Щедровицкого? С моей точки зрения это была воля к мышлению, к осуществлению мышления, причем не менее сложная и не менее напряженная, чем та же воля к поиску истины, но она другая. В этом смысле ММК живет и существует до тех пор, пока жива и сохраняется воля к мышлению. Мне кажется, что сегодня мы ее утеряли, по крайне мере, как некоторую коллективную форму воления, и в этом смысле методологическое движение сегодня – мертвое движение. В лучшем случае сегодня мы используем результаты, которые были получены в рамках этого движения.

Воля к мышлению прошла несколько принципиальных этапов, их как минимум три. Начиналось это с содержательно-генетической логики, где мышление стало предметом анализа, а с другой стороны, сам анализ велся в мыслительной форме или в форме освоения этих мыслительных продуктов, или мыслительных процессов в форме специально организованного методологического мышления.

Еще одно замечание: резко отрицательное отношение к философии и философствованию не означает для ММК, что философия не может быть освоена мышлением. Она не выбрасывается из культуры, но методологи ММК, в моем понимании, не продолжает философствование, а относятся к философским текстам, возможно, и к религиозным, как к любым другим текстам, т.е. мыслительно, критически, аналитически и т.д.

Радикальным продвижением в организации мышления, с моей точки зрения, была форма так называемых оргдеятельностных игр. Мышление для Георгия Петровича с самого начала было коллективным процессом участников кружка, но это была некоторая эзотерика участников. Оргдеятельностные игры позволили вынести мышление вовне и вовлечь в процессы мышления любое количество желающих заниматься этой деятельностью. При этом мышление было рассмотрено не как самоценная, самодостаточная деятельность, а было самоценностью, самодостаточной деятельностью. В отличие от Декарта, оно не является инструментом достижения истины знания, или чего-то другого. Здесь мышление оказывается элементом деятельности. Организую и проводя оргдеятельностные игры, в том числе, в режиме мышления, мы могли рассматривать мышление как элемент в структуре деятельности, чего не было скажем на логическом этапе.

Второй тезис: это мышление не было неким абстрактным, рассужденческим действием. Оно обладало тремя важнейшими характеристиками, что вообще то пересекается с тем, что говорил Фуко. Здесь начинается очень интересна проблема сопоставления Фуко и ММК. С одной стороны, Фуко занимался другим, потому что он был философом, для него воля к истине была важной определяющей. ММК не был философским кружком, там не философствовали, не занимались волей к истине, там занимались мышлением. Тем не менее, это надо исследовать. Я не знаток Фуко, поэтому я не могу претендовать на оценки Фуко в этом отношении, но я могу проводить какие-то внешние параллели.

Три принципа казались важнейшими и для ММК и для Фуко: эмпиризм, проектность, проектная установка или реконструкция и субъектность как проблема собственной деятельности и проблема деятельности вообще. Что я имею в виду под эмпиризмом? Мне представляется, что эта организация коллективного мышления или методологического мышления была бы абсолютно пустым и бесперспективным делом, если бы изначально не был положен принцип эмпиризма, и он был положен в начале в рамках содержательно-генетической логики как тезис. Содержательно-генетическая логика – эмпирическая наукой и тем самым она противостоит всем остальным формам исследований, которые традиционно относили к философским исследованиям, будь то логика, эпистемология или какие-либо другие дисциплины.

В содержательно-генетической логике как эмпирической науке предполагается, что текст – предметом ее анализа, критики и реконструкции, т.е. текст в этом отношении не только предмет анализа, но также причина выработки нового текста. При этом наблюдается поразительное совпадение точек зрения ММК и Фуко в том, что этот текст понимался антисубъективно. Текст – не продукт мыслящей головы и по Щедровицкому и по Фуко. Мне очень нравится фраза Фуко что смысл – пена. Г.П. Щедровицкий выступал против тех смыслов или каких-то других образований, которые как-то связаны с субъектом: мыслящим, действующим, понимающим, интерпретирующим или каким-то другим. В основании лежал текст как внесубъектная действительность, но это был не лингвистический текст. Вводится специальное понятие языкового мышления как некоторой единицы и здесь намечается принципиальное расхождение между ММК и Фуко. Фуко рассматривает дискурс как лежащий между мышлением и речью. Для ММК мыслительная деятельность представлена и выражена в языковом мышлении и в текстах, и является предметом анализа, критики и реконструкции.

Что отличало ММК от Фуко? Проблема анализа критики и реконструкции лежала через построение программ, т.е. строился дополнительный текст. Получалась двухслойка текстов: с одной стороны, анализируемый, критикуемый и реконструируемый, а с другой стороны, собственно методологические тексты как программы переделки и реконструкции исходных текстов. Это была вторая важнейшая составляющая эмпиризма ММК, которая позволила ему существовать на всем протяжении именно как эмпирическому движению, как исследовательскому движению.

Даже тогда, когда мы ушли от содержательно-генетической логики и как бы забыли о текстах, в которых представлено языковое мышление, у нас осталась эмпирическая действительность, действительность текста, и этот текст всегда был текстом, который репрезентирует мышление. Дальше мы говорили, что там есть мышление и деятельность, мыслительная деятельность или мыследеятельность (на последующих этапах развития ММК).

Здесь, в этой двухслойке, есть принципиальное различение между Фуко и ММК. Я еще раз хочу сказать, что для Фуко проблема дискурса проходила через всю его историю и была принципиальной. К сожалению, понятие текста не стало таковым для ММК именно как понятие, хотя по значимости оно не менее важно и не менее значимо, чем понятие дискурса у Фуко.

Проблема текста в ММК до сих пор остается проблемой – это проблема презентации методологической деятельности как текста. Совершенно очевидно, что деятельность коллективного мышления, методологическая деятельность не представима в традиционных, монологических и последовательно развертывающихся текстах. Но тогда вопрос: как вообще эта деятельность может быть представима и как она может быть транслирована?

То, что, тем не менее, это текст, или о том, что, тем не менее, это текст свидетельствует такое навязчивое желание и установка Георгия Петровича фиксировать все на пленке. Все семинары, все игры фиксировались на магнитофонной пленке, и магнитофонная лента сегодня – форма представления методологического текста. Как иначе сегодня методологический текст может быть представлен как эмпирический и транслируемый – проблема. В этом смысле я хотел бы сказать, что проблема текста проходит через всю историю ММК. Оргдеятельностная игра – тоже текст, и вопрос в том, каким образом он представим помимо стенограммы.

Следующий важный момент, помимо эмпиризма, связанного с текстом и соответственно с проектной установкой к этому тексту, – это проблема субъектности. Была установка на антисубъектность, т.е. текст берется как таковой, как презентант мышления, но не как продукт мышления отдельно взятой головы. И это совпадает с Фуко. Но параллельно этому есть еще один слой: сама деятельность методологов, кружка методологов организована как определенная коммуникация субъектов, или многопозиционная коммуникация, и с этой точки зрения различается два слоя – с одной стороны то, что анализируется бессубъектно, а с другой стороны, собственная методологическая деятельность как принципиально позиционная и фактически субъектная, что я и хочу доказать в следующем тезисе. Это отличает нас от Фуко.

В работах Г.П. Щедровицкого есть прямая попытка слить эти два слоя: слой анализируемых текстов и слой нашего собственного мышления как многопозиционного. Если вы возьмете схемы методологической организации знания, где есть много позиций (исследователь, практик, методист, ученый, методолог), то вы увидите, что это ни что иное, как наложение многопозиционной схемы методологического мышления, осуществляемого в кружке, на объект исследования, на объект преобразования в этом кружке.

Переход от содержательно-генетической логики к теории деятельности был кризисом для кружка, очень мощным кризисом, потому что перейдя к такой действительности как проект, мы ушли от действительности научных текстов как мыслительных текстов. Проект не является просто научным текстом, он не может быть просто мышлением. В частности, говорят о том, что он является творчеством.

Переход к этому позволил многим участникам кружка, как, например, Олег Игоревич Генисаретский, вернутся к философским или философствующим методам освоения проектирования. Если вы посмотрите переписку Зильбермана и Генисаретского той поры, то вы увидите, что наряду с методологическими формами деятельности, Генисаретский осваивает и практикует философские и религиозные формы, которые просто выпадают из методологического движения и ни в коем случае не лежат внутри его. Но они как бы спровоцированы переходом к деятельности.

Переход к деятельности теряет мыслительную позицию, мышление сохраняется лишь как форма организации нашей собственной деятельности по поводу проектирования, но переход к анализу деятельности, или переход к знанию, к теории деятельности (напоминаю вам, что, с моей точки зрения, воля к знанию очень важный момент, и если Фуко рассматривает волю к знанию по отношению к воле к истине, то мы рассматриваем волю к знанию по отношению к воле к мышлению) позволил сделать одну принципиально важную вещь – он создал новый тип теоретических знаний о деятельности. Это тот тип знания, который позволяет нам сейчас институализировать мышление, потому что без такого типа знания, в том числе связанного с категорией естественного и искусственного, методологическое мышление не институализируется, а сохраняется как феномен и как факт за счет деятельности тех, кто организует это мышление. До тех пор, пока был жив Г.П. Щедровицкий, и пока он реально проводил это мышление в кружке, оно существовало. Сегодня мышления нет, потому что нет адекватной институциональной структуры знания, которая могла бы воспринять процессы мышления и транслировать мышление через себя.

Но мне представляется, что в этом отношении теоретико-деятельностный этап, уйдя от мышления и перейдя к теоретическим представлениям, натуралистическим представлениям, сыграл очень важную роль в истории и в возможности развития ММК. Он дал некоторую инфраструктуру специфического типа знания для возможности повторения и трансляции мышления.

И наконец последнее. Принципиальным является появление оргдеятельностных игр. Они вернули нам мышление. Вы помните эту аббревиатуру – КМД (коммуникация, мышление и деятельность)? Там снова появилось мышление, но оно уже появилось не по отношению к тексто-мыслительной деятельности, а к деятельности и к позиционности. Здесь произошел мощнейший прорыв: если раньше, рассматривая методологическое мышление в рамках логических исследований, мы говорили в достаточно жесткой и замкнутой структуре позиций, мыслительных позиций, позиций мышления, то ОДИ открывают возможность свободного формирования любых и деятельностных позиций.

В форме тезиса. Мне представляется, что здесь опять начинается сходимость Фуко и нас. Мне представляется, что игры позволили перейти к новому представлению о субъекте как субъекта деятельности. Субъект деятельности – это тот, кто способен выйти в рефлексивную позицию, в управленческую позицию по отношению к исходной ситуации деятельности, и, с моей точки зрения, это представление о субъекте деятельности, причем таком, который продуцирует себя в системах коммуникации мышления и деятельности типа игровых, является принципиально новым. Фуко тоже возвращается к деятельностной субъектности, и я думаю, что у него этот возврат все-таки, несмотря ни на что, имеет психологистическую форму. Но ММК сумел преодолеть психологизм, трактуя субъекта мышление и деятельность.

Наконец, последнее. Мне представляется, что все так называемые “вопли о свободе” сегодня уже давно изжиты, т.е. о свободе как экономической свободе, разума и т.д. Мне представляется, что понятие “субъект деятельности” позволяет нам построить другое представление о субъектности, не связанное с этими либеральными представлениями. Оно не свободно в этом отношении, потому что невозможно быть свободным. Когда ставится вопрос о свободе, всегда ставится вопрос: свобода для чего? Первый либерал – это Лютер, потому что он изъял волю из подчинения церкви и подчинил ее Богу. Смит изъял у государства и подчинил рынку, французская революция изъяла из подчинения религии и подчинила разуму. Никакой абстрактной свободы не существует, и в этом смысле та свобода, которая появляется в коллективной мыследеятельности, и та свобода, которая позволяет формировать субъектов деятельности, является практической альтернативой либеральным формам идеологии деятельности.