Об онтологическом приоритете формы

Дискуссии вокруг последнего съезда народных депутатов наглядно показали, что в общественном сознании по принципам его функционирования и оценки событий мало что изменилось. Действительно, любые формы демократического управления (в том числе парламент) значимы процедурой своего осуществления, той организационно-деятельностной схемой, которая заложена в этот механизм для предотвращения реализации поспешных и непродуманных в социальном плане (к примеру, ущемляющих действия отдельных меньшинств) решений. Парламент должен препятствовать реализации тех или иных программ правительства и самым главным является форма его деятельности.

Вместе с тем, большая часть общественных сил продолжает отдавать предпочтение определенному содержанию действия (в данном случае проекту экономической реформы) по отношению к форме осуществления процесса распределения властных полномочий и координации действий различных социальных групп (суть демократической процедуры). Даже не обсуждая характера проводимой экономической политики по сути, можно констатировать, что отсутствие формальной ориентации в поведении (деятельности) основных действующих сил и "большевистский" подход при реализации тех или иных программ, является основным препятствием на пути формирования государственности (как формального института или системы институтов), а также на пути создания эффективного механизма управления в целом.

Содержательность в принятии решений на уровне всего общественного целого приводит к постоянным колебаниям и непоследовательности в экономической и социальной политике, а также создает постоянную опасность возвращения методов "сильной руки": по принципу "если известно, что надо делать, то остается только устранить несогласных".

Тот же комплекс причин, с нашей точки зрения, лежит в основе специфического устройства власти в России на переходном периоде. Привычная для демократических форм управления схема разделения властей по формальному принципу — законодательная, исполнительная и судебная власть — в нашей ситуации не может быть реализована; властные отношения формируются по содержательному принципу. Последние делятся на административную, экономическую и идеологическую власти (влияния). В настоящий момент эти функции рассредоточены в общественно-государственных структурах и исполняются различными субъектами. Между ними, естественно, в силу содержательной тотальности каждой из названных функций возникает конкуренция и борьба за перераспределение источников и механизмов (ресурсов) власти, с одной стороны, и за концентрацию всех функций в руках одного субъекта, с другой стороны.

Пока ни один из субъектов—участников процесса не может добиться контроля над всеми слоями властных отношений; однако, ни у кого не возникает мысли о переходе к формальной системе реализации власти. В истории человеческих сообществ приоритет формы над содержанием и появление комплекса организационно-деятельностных схем (процедур и институтов), обеспечивающих возможность реализации различных типов содержания (проектов, объектов) было теснейшим образом связано с принятием идеалистической онтологии (картины мира). Здесь уместно напомнить о борьбе реализма и номинализма в средневековой схоластике и о платонизме (сократизме) в Древней Греции. Именно укоренение онтологического принципа двух (многих) миров и утверждение о существовании чистых идей стало предпосылкой для принятия концепции суверенитета и главенства закона (права) над ситуативным изменением интересов различных социальных групп и баланса сил в обществе.

Таким образом, можно сказать, что формирование российской государственности зависит от уровня понимания и принятия (субъективации) глубинной философской проблемы идеального. Существование государства есть во многом существование в форме знания, понятия и проекта государственности, а все эти формы существования зависят от того, как и за счет каких социокультурных форм конституировано идеальное.

Поэтому, подчеркивая роль права и закона, хотелось бы указать, что ключевую роль в процессах формирования российской государственности в сложившихся социокультурных условиях будет играть не право, а философия. Отсутствие в России традиции и культуры собственно-философского анализа, постоянное замещение "философии" литературой, публицистикой и верой (религиозной идеологией) — не позволяет сформировать "место" для государственного стиля мышления и деятельности.

Этот тезис можно было бы пояснить на уровне понятий. Философия всегда была сферой анализа и реализации внешних форм (в отличие от внутренней формы, которая могла схватываться за счет идеологии и литературы). Империя как форма существования государственности не отрицает последней, но движется в плоскости поиска и отработки внутренних форм. Не случайно для России основными субъектами-носителями идеи и принципов государственного строительства выступали "колонизаторы": путейский инженер, учитель, военный и представитель церковной иерархии. Колонизация оказывалась способом распространения государственности как выстраивания внутренней формы, имитации, освоения, ассимиляции инородного этнического, хозяйственного и социального "материала".

Мы не отрицаем значения внутренней формы и не сбрасываем со счетов роль империи в дальнейшей Российской истории, но при этом мы уверены, что государственность не имперского типа придет в Россию через философию.

Вместе с тем, история развития систем права и конкретные ситуации целесообразного и нецелесообразного нарушения права ради тех или иных задач, привели к необходимости жестко различать организационно-мыслительные и организационно-деятельностные схемы, а также рамки, задающие границы тех или иных пространств мыследеятельности и содержательные ядра, указывающие на объекты и предметы мышления или деятельности. Подобное различение, подтверждая приоритет формы над любыми типами предметного и над-предметного содержания, делает вопросы создания и применения различных форм организации вторичным предметом рефлексии и специально организованной деятельности.

В частности на основе этих понятий можно более глубоко понять, почему основные агенты действия (в частности, властные элиты) не заинтересованы в объективации внешних форм, структуры отношений и переводе их во внешний план; они не заинтересованы в объективации границ.

Из этого, в частности, следует, что формирование тех типов деятельности, которые конституируют формальное государство целесообразно рассматривать через призму понятий изобретения или открытия (Ф.Хайек), а не как процессы конструирования или проектирования.

Из этого, в частности следует вывод, что хотя конструкции правового государства или демократии известны, они не подлежат импорту или экспорту, а являются результатом развития (полигенеза) конкретной социо-культурной организации.

Общество и государство: проблемы де-социализации

Одной из ключевых проблем переходного периода (особенно после распада СССР) является проблема строительства новой государственности не имперского типа. Вопрос о том, возможна ли на территории СССР или России (а не на более мелких территориях) такого рода государственность мы пока оставим в стороне, а сосредоточимся на общих проблемах.

Распространенная точка зрения состоит в том, что в СССР существовало сильное государство, монополизировавшее все формы активности, воплощенное в так называемой административно-командной системе и основными задачами сегодняшнего дня являются задачи разгосударствления собственности (приватизации) и ограничения влияния государства на экономическую и социальную политику (в том числе на уровне регионов). Мы уверены, что стоящие за этой ситуацией задачи можно сформулировать прямо противоположным образом. Социалистическая идея и ее реализация в конкретной ситуации предполагала не только уничтожение частной собственности на средства производства, но и устранение всех рамок для функционирования прав собственности, а значит и всей системы права (отсюда роль исторического материализма) и всех субъектов, которые могли бы выступить в качестве актуальных или потенциальных собственников, включая государство. Социализм является радикальным устранением субъектности социального процесса, через прямое уничтожение формальных институтов, создающих возможности и условия для реализации субъектности.

В этом плане можно считать, что существует общественная собственность, или же что собственником является все общество, хотя сам этот тезис содержит в себе противоречие: ибо общество не может трактоваться как субъект (оно в прямом смысле слова неформально и не имеет в себе потенции субъектности), а значит не может ни в какой ситуации заявить свои права на собственность. Этот тезис важен потому, что в условиях социализма государство редуцировано (его просто нет) и существует примат общества над государством и всеми формальными институтами.

Из этого, в частности, следует, что в России никогда не было примата государства над обществом, хотя повсеместно мы можем наблюдать ситуацию угнетения малых сообществ со стороны метаобщественных формирований (несущих на себе ярко выраженную космополитическую и транснациональную окраску) за счет форм квази-государства. Это второй смысл понятия империи в России.

Из этого можно сделать вывод, что основным процессом переходного периода является процесс де-социализации (как признания приоритета прав отдельных субъектов над обществом) и, в частности, процесс появления (становления) государства как субъекта (одного из субъектов) в рамках формальной организации (в частности, права). Основная проблема переходного периода состоит в том, что отдельные представители системы государственного управления пытаются сделать вид, что государство уже есть, вместо того, чтобы заниматься государственным строительством. Одним из примеров является программа разгосударствления и приватизации, реальной целью которой является огосударствление (формирование собственно государственной собственности), но делается наивная попытка организовать этот процесс столь же неправовым способом, приписав часть собственности государству. Эта ситуация создает целый спектр конфликтов, в основе которого лежит конфликт между обществом и государством и между несколькими различными микро-сообществами, претендующими на то, чтобы монополизировать в своих руках инструментальные возможности государства.

Если с этой точки зрения вернуться к проблеме приватизации, то можно считать, что одни сообщества пытаются заставить другие взять на себя заботу о трудоемких функциях, связанных с собственностью и, наоборот, оставить за собой те права собственности, которые связаны с присвоением общественного богатства.

В своем прямом виде этот конфликт неразрешим и общества всегда будут сопротивляться а) как любым формам угнетения со стороны других сообществ, б) так и любым проектам государственного строительства как попыткам воссоздать систему формальной власти.

Единственной возможностью преодолеть этот конфликт в естественной ориентации является "погружение" самой ситуации противостояния в более сложную систему, где появляется третий "мыслимый" полюс: анархии или хаоса. Только через апелляцию к метафизике "распада" или "хаоса" возможно ограничение общества другими субъектами (или его самоограничение).

Появление ряда субъектов с различными временными горизонтами и различными системами целей создает будущее (общество не имеет будущего) и идеальное, как различные измерения процесса (полипроцесса) развития, в котором возможно появление рамок, соорганизующих различных субъектов и государства, как формального мета-субъекта.

Процесс региональной фрагментаризации территории б.СССР, а затем и России следует понимать в контексте формирования (становления) основных субъектов деятельности (развития). Регионализация есть модус восстановления субъектности процессов развития. В этом же контексте следует понимать и передачу части функций управления (принятия решений) на региональный и территориальный уровень; более правильно говорить не о передаче (от кого-то к кому-то), а об освоении этих функций на региональном уровне. Сеть конфликтов вокруг различных прав собственности (владения, распоряжения, наследования и др.) есть та среда, в которой самоопределяются различные субъекты действия; субъектность возникает через конфликт.

Дискуссии о национализме, федерализме и регионализме так же должны осмысляться как попытки восстановить пространство самоопределения для различных групп. Вряд ли русский национализм станет тотальной идеологией Российского государства, как в силу общих соображений (требования формальности государства), так и в силу материальных причин (этно-культурной дифференциации "русского" населения). Однако, очевидны попытки придать процессу государственного строительства содержательный характер (в частности, через поиск общей идеологии).

Не менее сложным оказывается вопрос о роли государства в экономической деятельности и предпринимательстве. Попытка о-государствить собственность проявляется, прежде всего, в добывающих секторах (нефть, газ, драгоценные и редкоземельные металлы и др.); на повестке дня стоит вопрос о создании системы государственного капитализма в России, подменив тем самым формальные принципы экономической политики конкретными целями (проектами) развития тех или иных производственных комплексов. Отсюда столь большое увлечение опытом стран Азиатско-Тихоокеанского региона.

Таким образом, на пути государственного строительства в России сегодня две большие опасности: создание той или иной версии "государственной идеологии" и принятие модели "государственного капитализма".

Вместе с тем, и "государство" и "общество" представляют собой уходящие персонажи истории: они возникли как особые единицы незадолго до Французской буржуазной революции 1789 года и оказались фактически "сняты" бурными событиями первой мировой войны и революций 1917-1918 годов. Говоря словами Гегеля ни государство, ни общество не являются больше формами существования (манифестации) разума в истории. На арену мировой истории вышли новые персонажи: "регионы", с одной стороны, "интеллектуальные программы", с другой, и "локальные антроподромы" (образовательные анклавы, анклавы личностного роста), с третьей.

Свобода, мобильность и личностный рост

И.Г.Фихте считал, что человеческая свобода зиждется на способностях рефлексии и мышления. Однако, происходящие в России (и странах Восточной Европы) процессы очевидно заставляют нас разворачивать философское представление о свободе, за счет углубления концепции развития мыследеятельности. Свобода может трактоваться как процесс освоения новых организационно-деятельностных схем или, точнее, как процесс освоения новых пространств, очерченных через рефлексию и мышление как существующие (действительные) за счет построения локальных организационно-деятельных схем соразмерных (соответствующих) данным пространствам мышления.

С этой точки зрения, деньги (и все остальные организованности экономической жизни) несомненно являются такого рода организационно-деятельностной схемой (или комплексом схем), а экономика как семиотическая система создает новые измерения человеческой свободы. Именно в силу этого можно утверждать, что богатство не является игрой с нулевой суммой (если выигрывает один, то обязательно кто-то проигрывает); даже если происходит обеднение (падение жизненного уровня) той или иной социальной группы, то прирастает еще и ресурс свободы.

Вместе с тем, в течение последних лет основным процессом был процесс "освобождения от...." (в частности от жесткой связности отдельных людей с существующей системой "мест" в структурах распределения благ и доходов) — своеобразный Юрьев день. За счет этого сформировалась определенная социальная прослойка "независимых" социальных актеров, которая в зависимости от дальнейшего развития социальной и экономической обстановки может занять совершенно разные позиции. Сегодня для этой группы отчетливо возник вопрос: для чего им нужна свобода.

Существующие модели социальной динамики и социальной стратификации исходят из того, что выход из одной социальной роли (позиции) происходит в достаточно очерченном социальном (ролевом) пространстве. Таким образом, "выход" из одной позиции всегда связан с "переходом" в другую позицию. Специфика нашей ситуации состоит в том, что само новое ролевое пространство формируется по мере усиления прослойки "независимых", за счет их усилий по самопроектированию, которое одновременно выступает как социальное программирование. Именно в этом контексте, с нашей точки зрения, следует рассматривать смысл и возможные направления организации процессов приватизации, как трассы сознательного использования достигнутого ресурса свободы. Несомненно, с этой точки зрения процесс приватизации должен осмысляться в рамках исторического процесса как исторический выбор. Основным вопросом оказывается вопрос о том, что может и должно быть приватизировано в современных системах массовой и коллективно-организованной мысле-деятельности (где процессы мышления так же перестали быть достоянием и собственностью отдельного человека). Вторая важная часть вопроса — как могут быть сформированы приватные пространства и обеспечивающие их формальные системы прав (правил игры) в областях, находящихся в состоянии развития.

Одна из трудностей в анализе состоит в том, что одновременно радикально меняется структура хозяйства и происходит поколенческая революция, на фоне кризиса действующей модели развития во всем мире, что создает ряд дополнительных измерений процессов самоопределения.

Можно предположить, что столь радикальная трансформация не может не привести к появлению нового типа субъекта исторического процесса, снимающего в своей мыследеятельности совокупность проблем, значимых не только для России, но для всего мирового сообщества. Во всяком случае, интенсивность процессов и проживание исторического времени в России сейчас чрезвычайно велики; степень мобильности для отдельных социальных и профессиональных групп резко возросла; формируется и новая система образцов самоопределения и личностности (не только субъектности, но и субъективации, персонализации и индивидуализации деятельности). На волне "перестройки" Россия въехала в следующий этап (фазу) развития систем мыследеятельности, которая по своему содержанию может быть охарактеризована как фаза антропологической революции (антропонических экспериментов).

Развитие, модернизация и открытые системы

Специфика процессов развития, прежде всего, выражается в том, что то чего нет (актуально), но то что может быть (гипотетическая онтология) или должно быть (нормативная онтология) более реально, чем то что есть. Этот парадокс принципиально меняет отношения между процессами и содержанием мышления и деятельности.

Возможности изменения фиксируются на уровне мышления, а реализуются в деятельности. Вместе с тем, переход от одного состояния к другому не является непрерывным; каждый переход предполагает кардинальную смену онтологической картины, в которой конституируется желательное (возможное в будущем) состояние. Возможность построения будущего, отличного от настоящего и прошлого задается мышлением, однако само это будущее в его содержательном наполнении не может быть полностью помыслено (сконструировано), но должно создаваться (открываться) через трансформацию всей мыследеятельности.

Это означает также и то, что результат процесса развития не задан. Если мы знаем, к чему мы должны прийти (имеем соответствующую систему прототипов и образцов), то такой процесс уже не может характеризоваться как развитие. С другой стороны, существует большое число эволюционных процессов, в которых ведущей оказывается внутренняя форма процесса, и которые так же не могут трактоваться как развитие.

Идея развития должна трактоваться, прежде всего, как организационно-деятельностная схема или как принцип мышления о процессах, а не как та или иная предметно-временная последовательность (ряд). Всякая попытка о-предметить принцип развития создает не-развитие. В то же время в любой сложной системе мыследеятельности можно выделить одного или нескольких субъектов, использующих принцип развития как организационно-деятельностный для проектирования своих действий или рамочной организации своего пространства самоопределения. Если рассматривать этот вопрос в исторической перспективе, роль субъекта развития (негативного класса по Гегелю) переходит от одной социокультурной позиции к другой, или принимается на себя комплексом различных позиций, находящихся в режиме соорганизации.

Вместе с тем, натурализм в трактовке процессов развития и постоянное желание о-предметить идею развития в форме того или иного конкретного проекта создает музей утопий и проектных конструкций различного содержания: идеальное общественное устройство, совершенное государство, истинная церковь и др. Реализация подобных конструкций обычно носит региональный характер. Здесь возникает целый ряд парадоксов и противоречий. Первый из них связан с тем, что мышление, участвующее в производстве подобных утопий и проектов, как любое мышление по понятию является тотальным (общим по своим претензиям и ориентации, однако реализация этих конструкций всегда носит локальный (и в этом смысле, частный) характер. Второй проблемный узел связан с тем, что каждый проект претендует на расширение зоны (области) своей реализации и, будучи по своему происхождению и замыслу, реализацией принципа развития в социальной сфере становится не-развитием, разрушая естественные процессы в захватываемых зонах и навязывая им определенный результат.

Названные парадоксы целиком и полностью переносятся из общей философии развития в теории, возникающие в действительности развития, например, в теорию модернизации. Часто можно слышать, что процессы происходящие в России и других странах Восточной Европы легко описываются в концепции и теориях модернизации, как стандартная (типовая) модернизационная революция. С одной стороны, с этим можно согласиться, если добавить к этому то соображение, что происходящая "модернизационная революция" третья по счету, считая от распространения промышленности в начале века через индустриализацию 30-ых годов. Однако, трудности анализа ситуации в терминах процесса модернизации, как мы уже пытались показать, связаны с тем, что модернизация, будучи по содержанию исходных процессов развитием, по форме является переносом известных результатов и достижений в принципиально иные социокультурные условия. Модернизационный процесс исходит из того, что будущее состояние известно и проблемой является лишь его достижение в новой области.

Более соответствующей логике и принципу развития, на наш взгляд является негативная диалектика, которая не утверждая ничего про будущее состояние процесса, фиксирует ограничения на форму процесса или задает те параметры, которых следует избегать во всех случаях. Реализацией подобного подхода могут быть ограничительные рекомендации, опирающиеся на опыт других стран (регионов, областей деятельности) или инициативы, направленные на совершенствование инфраструктур. В последнем случае речь идет о создании условий для будущей деятельности, не ограничивающих саму эту деятельность по ее содержанию. Аналогичный подход применяется сегодня в деятельности ряда международных организаций и консультационных фирм при анализе конкретных экономических и социальных ситуаций, в ориентации на создание открытых систем.

Большие технологии, мировая система разделения труда и мировые инфраструктуры

Сложившаяся на сегодняшний день в России и других странах СНГ ситуация делает сомнительным участие отдельных предприятий, отраслей и регионов в мировой системе специализации и разделения труда. Вместе с тем, еще Николай Бухарин утверждал, что уровень благосостояния граждан страны во многом зависит от ее места в мировой системе разделения труда (далее — МСРТ). Долги и нефть, а также перспективы существования как обширной эко-колонии вряд ли могут считаться формой включения в мировое хозяйство, хотя с понятийной точки зрения придется считать именно так.

Каковы же реальные направления участия в МСРТ?

Для ответа на этот вопрос придется разделить три фазы развития мировой хозяйственной системы: производственную, технологическую и инфраструктурную (или сетевую). Первая фаза характеризуется фокусировкой на процессах массового производства (отказа от ремесленных форм производства экземпляфицированных продуктов) и формирования первых технологий (неважно связываем ли мы образование технологий с вопросами кооперации науки и производства [модель химической промышленности Германии конца ХIХ века] или с "зашнуровкой" производства и потребления [модель Форда начала текущего столетия]). Вторая фаза характеризуется переносом центра тяжести с процессов производства на процессы воспроизводства производственных программ; формируются так называемые "большие технологии", включающие в себя весь комплекс условий и механизмов, обеспечивающих систему воспроизводства — человека, потребления, среды, знаковых форм. Третья фаза во многом является запределиванием второй — в том смысле, что воспроизводственные контуры перестают рассматриваться как условия и обеспечение некоего производственного цикла или производственной программы, а становятся первой реальностью. Человечество разворачивает инфраструктуры — образовательные, культурные, финансовые, транспортные, энергетические, формирует глобальные сети коммуникации, торговли и обмена, а "производственные проекты" вспыхивают и гаснут в порах названных инфраструктур, разворачиваясь и утилизируясь со все возрастающей скоростью.

Одна шестая часть суши в течении достаточно долгого времени оставалась на полях мировых процессов. Попытавшись в конце 20-ыхначале 30-ых годов заимствовать существующую в развитых индустриальных странах структуру производственного комплекса, бывший Советский Союз а) законсервировал на своей территории саму производственную ориентацию и б) практически закрыл себе возможность развертывания больших технологий и освоения технологического способа мышления и организации систем деятельности. Впоследствии, появление за счет ВЭД на территории бывшего СССР фрагментов и элементов технологически организованного хозяйства и промышленности каждый раз ставило в тупик и научно-интеллектуальную элиту и лиц, принимающих решение.

Представьте себе человека, посетившего музей предметов, привезенных с другой планеты и вынужденного из позиции наблюдателя перейти в позицию пользователя.

Однако, как бы не было закрыто общество, полной герметичности не удавалось достичь никогда. В рамках производственной по способу организации, но социальной по ориентациями и рамкам оценки формации появляются организованности сначала технологической, а потом и инфраструктурной формы организации жизнедеятельности и мыследеятельности. Их усвоение (освоение, вмонтирование) составляет жизненную задачу для целых социальных групп. Параллельно как в хозяйственном, так и социальном плане формируется принципиально многоукладная система; сегодня все эти уклады и формы организации сосуществуют и даже взаимодействуют между собой.

Если возвращаться к вопросу о включении России в МСРТ, то сегодня можно указать, по крайней-мере, две основных линии подобного включения:

а) первая из них связана с индивидуальными услугами, требующими высокой квалификации и личностного начала,

б) вторая — с созданием не-технологически организованных технических систем.

Очевидно, что оба названных направления связаны со спецификой системы образования и подготовки кадров на территории б.СССР, а также с особенностями функционирования науки, военно-промышленного комплекса и ряда других секторов промышленности и услуг. Сегодня, по мере разрушения целого спектра областей, находившихся на дотациях государства, на рынок труда выходят специалисты достаточно высокой квалификации: инженеры, военные, исследователи, представители прикладных (как естественных, так и социальных) наук, художники и другие деятели искусства, менеджеры, кинематографисты, специалисты в области информации, программисты, специалисты в сфере безопасности систем деятельности, и многие другие. Они формируют сферу предложения на рынке квалифицированных услуг и даже создают ситуацию конкуренции для аналогичных специалистов и профессионалов в других регионах. Параллельно с этим возникает и ширится предложение оборудования, станков, операционных систем, систем оценки качества, исследовательских установок, в подавляющем большинстве случаев выполненных в единственном экземпляре и часто не поддающихся тиражированию. Потребителями подобной продукции могут быть как высокие технологические и исследовательские центры, так и целые регионы, не прошедшие стадию технологизации и стандартизации оборудования (Африка, Латинская Америка и др.).

Для внутренней ситуации это означает, что параллельно с советской буржуазией (представителями торгово-посреднического капитала) формируется слой свободных профессионалов (наемников), создающих рынок имен и рынок квалификаций в различных сферах деятельности.

Вместе с тем, этот слой оказывается потребителем целого спектра вторичных услуг (информационных, организационных, образовательных и т.д.) и работодателем (в силу сильного различия в уровнях оплаты труда на мировом и внутреннем рынке) для большой группы населения.

В более далекой временной перспективе можно говорить о формировании ряда больших технологий. Под "большими" технологиями в отличии от "малых", как мы уже подчеркнули выше, мы понимаем результат организации и технологизации процессов (контуров) воспроизводства производственных систем или систем услуг (алмазный бизнес, включающий процессы формирования элитного спроса и моды на ювелирные изделия; технология быстрого питания, включающая в себя городские инфраструктуры и современный туризм в крупных городах и др.).

Ведущим детерминирующим фактором в процессах формирования "больших технологий" является анализ и проектирование социальных процессов, поддерживающих платежеспособный спрос на товары и услуги. Существование больших технологий подтверждает гипотезу о том, что социальная политика охватывает экономическое планирование и создает "зоны" (ниши) для новых форм потребления. На рубеже ХХ1 века параллельно с переходом к инфраструктурным (сетевым) формам организации и на их основе можно говорить о формировании, по крайней мере, четырех супер-технологий:

а) технологии здоровья (включающей в себя экологическое проектирование, медицинское обслуживание, рекреацию, спорт и профилактику заболеваний, фармацевтическую индустрию, систему социального и медицинского страхования, создание новых продуктов питания и экологическое сельское хозяйство, и др.);

б) технологии развития социально-производственных систем (включающей в себя инжиниринг, технологическое проектирование, предпринимательство, инновационную деятельность, подготовку и переподготовку кадров, организационное консультирование, инвестиционную деятельность, финансовую инженерию, информационное обслуживание и создание сетей коммуникации и связи, строительство и вывод из эксплуатации промышленных объектов, маркетинг и т.д.);

в) технологию организации жизнедеятельности (включающую в себя городское и региональное планирование, демографическое планирование, планирование семьи, жилищное строительство, организацию быта и инфраструктур, обеспечивающих качество жизни и т.д.);

г) технологию личностного роста (включающую в себя личностную психотехнику, образовательные технологии различного уровня, системы самообразования, формирование личных инвестиционных планов, повышение мобильности, индивидуальные информационные системы и др.).

Есть все основания для того, чтобы считать создание подобных технологий или их элементов на территории России возможным и рассматривать происходящие сегодня процессы сквозь призму процессов восстановления полноты форм организации, характерных для современного мирового хозяйства.

Русский архипелаг, http://www.archipelag.ru/text/039.htm