Экономические формы организации хозяйства и современные предпринимательские стратегии
Модернизационные революции 70-ых годов, "взрывной" экономический рост стран Азиатско-Тихоокеанского региона и изменение мирохозяйственного, геоэкономического соотношения сил, региональные реформы начала 80-ых годов в развитых индустриальных странах и неоконсервативная экономическая политика, связанная с именами М.Тэтчер, Р.Рейгана и М.Горбачева, и, наконец, экономический спад начала 90-ых годов вновь выдвигает на повестку философско-методологических, теоретических и практических дискуссий вопрос о движущих силах и субъектах экономического развития.
Обостряется дискуссия между представителями "естественно-исторического" и "искусственно-технического" подходов.
Можно ли считать уровень благосостояния той или иной страны результатом сознательных и технически организуемых действий? Может ли быть сглажено противоречие и разрыв в уровне экономического развития между Севером и Югом? Не является ли любое экономическое развитие системой займов у будущего? Какая социальная или профессиональная группа сегодня, на рубеже ХХI века, может рассматриваться как источник нововведений и субъект экономического развития: ученый, инженер, политик, предприниматель? Или мирохозяйственная конкуренция из плана отношений между отраслями и типами деятельности переместилась в план борьбы между странами (национальными хозяйствами) и регионами?
Растет интерес к концепции "больших циклов коньюнктуры", разработанной выдающимся русским экономистом Н.Кондратьевым. В рамках неоконсервативной политической доктрины делаются попытки переструктурировать общество, снизить уровень социальных гарантий, инициировать предприимчивость и рыночную активность некой элитной группы, призванной взять на себя роль агента развития.
При этом хотелось бы подчеркнуть, что обсуждается не теоретический или чисто технический вопрос, но на повестку дня выдвинута онтологическая проблема, а вместе с тем, вопрос практики (в платоновском понимании этого понятия) или онтопрактики.
Философско-методологическое представление о субъекте развития в артикулированной форме появляется, по всей видимости, у Гегеля. Он вводит понятие негативного класса, который выступает как способ или форма реализации исторической возможности. При этом исторический процесс рассматривается и категоризуется как "естественно-искусственный", а анализ смещается в сторону выявления тех механизмов, которые как бы "подталкивают" или "стимулируют" чисто эволюционное движение.
В той мере, в какой Гегель размышлял в действительности философии (методологии) истории, он не интересовался конкретной социологией и не предметизовал своих представлений в социологической действительности. Иначе говоря, его не занимал вопрос о том, какая конкретная социальная группа (прослойка или класс -- уже в этом втором, конкретно-социологическом смысле) возьмет на себя функцию негативного класса.
Параллельно с этим, французские мыслители утопической ориентации делали попытки практического создания идеального общественного устройства и осмысляли свой опыт в социально-практическом ключе. У Сен-Симона понятие "класса" получает реалистический оттенок.
К.Маркс действительно синтезировал в своем учении ряд различных линий развертывания европейской культуры и мыслительной традиции. Связав между собой социально-практическую ориентацию французских утопистов и принцип исторического развития, заимствованный в немецкой классической философии, он дал идее "негативного класса" конкретную социологическую и даже социально-политическую интерпретацию. Он утверждал, что той прослойкой, которая призвана реализовать историческую возможность и на которую можно опираться при осуществлении социально-политических инноваций является пролетариат.
Сегодня трудно сказать, что К.Маркс имел в виду под "пролетариатом" в точном смысле его концепции: группу наемных рабочих, красочно описанную Ф.Энгельсом в его социо-экономических исследованиях английского фабричного быта, или более сложную группу, подобную современной научно-технической интеллигенции. Сегодня мы вынуждены констатировать, что марксов "пролетариат" оказался несостоявшимся классом. Возможно, что его вообще не существовало как класса (за исключением специально созданных политических ситуаций, типа индустриализации в СССР в 20-ые и 30-ые годы), либо он имел место на небольшом историческом промежутке времени, а затем исчерпал свои возможности и был вытеснен другими социальными группами или "растворен" в более сложных социальных образованиях (скажем, в "среднем" классе развитых индустриальных стран). Во всяком случае, сегодня Восточная Европа и государства, образовавшиеся на развалинах бывшего СССР, остаются последним оплотом пролетариата.
Дискуссия о той социальной прослойке (группе, классе), которая действительно реализует историческую возможность и обеспечивает своей деятельностью шаг исторического развития (в частности, в плоскости социально-экономических преобразований) с новой силой развернулась в конце прошлого -- начале нынешнего века в среде немецкой и российской социал-демократии.
Одни считали такой группой социально ориентированную бюрократию. Другие, в том числе и такой видный деятель русской революции, как Лев Троцкий, рассматривали в качестве агента развития молодежь, которая за счет поколенческой революции берет на себя ответственность за следующий "шаг" движения. Третьи утверждали, что подобную функцию может выполнить только партия нового типа, сочетающая в себе мощь военной организации и средства идеологической мобилизации масс.
Сталин на словах придерживался третьей позиции, а на деле, по мнению многих, реализовал вторую (в том числе, через систему "чисток"); она же получила широкое распространение в Китае, а на новом витке -- во Франции в 1968 году. Многие аналитики находили в действиях Сталина отголоски принципа бюрократии. Через полвека Милован Джилас описал этот феномен в терминах образования "третьего класса" -- партократии. Именно эта прослойка стала первой мишенью советской "перестройки", а сама перестройка часто анализируется как поколенческая революция.
В 20-ые годы идея негативного класса получает еще одну интерпретацию в работах немецких философов и социологов. В частности, Карл Мангейм выдвигает тезис о том, что социальной группой, обеспечивающей развитие, является интеллигенция. Именно она владеет необходимыми для реконструкции социального мира знаниями, максимально оторвана от собственности, а следовательно -- свободна в выдвижении и реализации нового (проектов и программ). В этой концепции можно четко увидеть влияние Фихте с его "интеллигенцией" как аналогом Абсолютного Духа у Гегеля и концепции "освобождения", развитой в немецкой классической философии.
Очень близкими по духу оказываются все трактовки, полагающие в качестве субъекта развития инженерное сообщество или управленческую элиту. Подобная точка зрения широко распространяется в Германии и России под воздействием научно-технического прогресса в 90-ые годы прошлого века. Цели индустриализации, интенсивного промышленного развития и развертывания инфраструктур выдвигают на передний край инженера-предпринимателя, автора и организатора крупномасштабных проектов.
Существует такая точка зрения, что именно инженеры стали основными идеологами Октябрьского переворота и программы радикальной монополизации власти для целей промышленно-индустриального строительства. Резкий разрыв между возможностями и амбициями русской инженерной элиты, сформировавшейся к началу ХХ века и "не-промышленной" органической структурой хозяйства России, нашел свое выражение в революции (первой модернизационной революции ХХ века) и первых программах новой власти: создания энерго-производственных гигантов, индустриализации, транспортного строительства и т.д. С этой точки зрения большевики могут рассматриваться как средство в руках инженеров, а все последующая история вплоть до середины 50-ых годов -- как история борьбы и ограниченной конкуренции между тремя элитными группами: "партией", "технократической элитой" и "армией".
Аналогичные представления в 60-ые годы были развиты Гелбрайтом, который рассматривал техноструктуру -- инженерно-техническую и инженерно- управленческую элиту -- как движущую силу развития. Одновременно, в рамках программ модернизации Юго-Восточной Азии и Латинской Америки, а также в рамках первых программ ре-приватизации национализированых ранее отраслей промышленности и сфер деятельности в развитых странах получает широкое распространение концепция революции менеджеров.
Развертывание процессов перестройки в нашей стране сделало вопрос о возможных субъектах развития жизненно важным для нас. На кого может и должна опираться социально-экономическая и политическая реформа? Кто, какая социальная группа является движущей силой происходящих и желаемых изменений? Если речь идет о последовательной смене социальной базы реформы (перестройки), то какова эта смена и каковы возможные сценарии развития событий?
На эти вопросы нет однозначных ответов. Философская социология, историософия и, наконец, эмпирическая социология долгое время не были признаны в нашей стране. Мы с большим трудом можем ответить на вопрос о социальной структуре постсоциалистического общества. Статистика показывает, что начиная с конца 20-ых годов количествосамоидентифицирующихся в той или иной социальной группе лиц неуклонно падает. Средства массовой информации призывают нас формировать "средний класс" и использовать в этих целях процессы приватизации. Однако вопрос о программах социо-культурного и экономического развития (в том числе на региональном уровне) и возможных субъектах реализации этих программ остается открытым. Кто возьмет на себя ответственность и риск за выстраивание долговременной деятельностной перспективы? Если процессы изменения и развития в современном мире неоднородны, то какие фигуры (во множественном числе) им соответствуют и каковы возможные отношения между различными персонажами драмы развития?
Сегодня в нашем языке появилась и закрепилась некая собирательная фигура предпринимателя -- этакого "спасителя отечества". На него возлагаются сегодня все возможные функции: от вытаскивания из "болота" хозяйственной ситуации до развертывания культурно-образовательной среды. Во многом этот персонаж (Илья Муромец конца ХХ века) выдуман, но появился на отечественном идеологическом горизонте он далеко не случайно.
Появлению подобной фигуры в мировой литературе по проблемам экономического развития мы обязаны известному немецкому философу и экономисту И.Шумпетеру, который в 1911 году опубликовал работу под названием "Теория экономического развития". Он утверждал, что именно предприниматель как особая роль и особый тип мышления и деятельности является в ХХ веке движущей силой экономического развития. Сущность предпринимательской деятельности и предпринимательского мышления он определял через понятие инновации или нововведения. С этой точки зрения, распространенное утверждение о том, что основной характеристикой предпринимательства является ориентация на прибыль, оказывается лишь внешним и поверхностным признаком, характеризующим не столько предпринимательскую деятельность (мышление), сколько ту социо-культурную среду, в которой реализуются сегодня известные нам предпринимательские проекты.
Что делает предприниматель и в чем природа предпринимательской прибыли в отличие от ссудного процента (получаемого инвестором) и заработной платы (получаемой менеджером за организационную работу)? Вот вопрос, на который пытается ответить И.Шумпетер.
Предпринимателем, с точки зрения Шумпетера, может считаться тот социо-культурный субъект, который создает новую деятельность, направленную на производство нового типа продукта. При этом он осуществляет определенную мыслительную работу: анализирует сложившуюся рыночную ситуацию, прогнозирует динамику ее изменения, просчитывает колебания коньюнктуры на аналогичные или сопутствующие типы товаров. В результате он должен увидеть (спроектировать) тот сектор деятельности и рынка, в котором можно добиться повышения платежеспособного спроса -- а значит, относительного увеличения ценности данного продукта для потребителя.
Пользуясь определенным набором техник и приемов, предприниматель создает новую потребительскую ситуацию, новое потребительское качество -- своего рода квази-цель для потребителя. Он создает некое искусственное "сгущение" деятельности на полюсе потребителя. Тем самым, создается дисбаланс в соотношении различных типов ресурсов -- тех, которые затрачены на производство данного товара и тех, которые будут получены в новой ситуации (здесь имеется в виду не только непосредственная стоимость товара или ресурс, выраженный в денежной форме, но и такие виртуальные ресурсы, как имидж фирмы производителя, перспективность завоеванного "места" на рынке, степень управляемости потребительскими ожиданиями и предпочтениями и т.д.). В результате этой работы сумма затраченных в ходе осуществления предпринимательского проекта ресурсов должна оказаться меньше, чем сумма полученных.
Здесь необходимо уточнить несколько моментов.
При обычном анализе в упомянутом балансе ресурсов не учитывается сама предпринимательская деятельность или предпринимательское мышление. Можно сказать, что названный прирост ресурсов (превышение суммы полученных над суммой затраченных ресурсов) связан с дополнительной затратой предпринимательского мышления. Понимание этого факта позволило Леопольду фон Мизесу в 1928 году утверждать, что предпринимательская прибыль есть плата за правильный прогноз, плата за мышление и точный выбор той формы деятельности, которую нужно и можно осуществить в данной ситуации.
Предприниматель фактически выступает как социальный инженер или конструктор социально-экономической машины: он строит новую деятельность из имеющихся в наличии позиций и фигур, создает новый контур, новую конфигурацию "производительных сил" (здесь этот термин, предложенный Ф.Листом в середине прошлого века, надо понимать предельно широко). Способ сборки, характер предлагаемого контура (конфигурации) есть результат про-мысливания ситуации, прогнозирования, планирования.
Безусловно, позиций и фигур, с которыми работает предприниматель, гораздо больше чем две, о которых мы уже сказали -- производитель и потребитель. Одна из кардинальных ошибок К.Маркса состоит в том, что он не увидел за исторически преходящими и по своему историческому месту принципиально "собирательными" (не-дифференцированными) позициями современных ему "капиталиста" и "наемного рабочего" более сложных структур кооперативно организованной деятельности.
Сегодня "капиталист" середины ХIХ века уже не существует; он распался на ряд типов мышления и деятельности, среди которых можно назвать такие, как "инвентор" (инженер-изобретатель), "держатель капитала", "инвестор", эксперт, оценивающий риски, собственно предприниматель, отвечающий за стратегический маркетинг и планирование (конструирование) нового способа деятельности, менеджер, отвечающий за техническую организацию производства (работ), менеджер по кадрам, менеджер по сбыту и т.д.
Реальный деятельностный анализ экономической формы организации хозяйства К.Маркс подменил псевдо-этическим и псевдо-моральным рассмотрением отношений "эксплуатации" (за производством продукта стоит процесс потребления рабочей силы наемного рабочего, который и производит искомую "дельту" -- разницу в начальной и конечной сумме ресурсов, изымаемую в дальнейшем "капиталистом"). В результате вместе с "капиталистом" за бортом анализа (а после осуществления социальнойреволюции, направленной на устранение искомой "эксплуатации" -- за бортом вновь созданной социальной структуры) оказались и "инвестор", и менеджер, и "предприниматель".
Современный мир движется в сторону все большей дифференциации и специализации работ в области управления и финансовой инженерии. Социальная революция по проектам и "чертежам" К.Маркса оказалась направленной не на усложнение, а на упрощение систем деятельности; однако "простые" системы сегодня оказываются неконкурентоспособными как в техническом, так и в духовном плане. Мы уже сказали о том, что предприниматель должен получить свой процент (предпринимательскую прибыль) за правильный прогноз, за мыслительный акт конструирования нового контура деятельности. Однако, этот проект (конструкция) может быть реализован только при определенных условиях: все названные позиции должны четко осуществлять свои функции и вся система в целом должна быть достаточно мобильна. Если искомая система деятельности инертна, то предпринимательский проект может устареть, не успев реализоваться. Полученный прирост ресурса может быть "съеден" за счет инфляции (которая, как известно, является оборотной стороной повышенной деловой активности); при этом речь идет не только о финансовой инфляции, но и о моральной (старение продукта, технологии, мода). Прибыль, полученная на стадии запуска новой технологии, может быть "погашена" за счет инерции созданной предпринимателем формы деятельности после того, как ситуация на рынке и коньюктура изменилась. Наконец, прирост ресурсов, полученных в рамках отдельного удачного предпринимательского проекта, может быть "распылен" за счет макроэкономических и макрохозяйственных изменений.
Именно понимание этих обстоятельств заставляет утверждать, что прибыль есть характеристика общественного хозяйства.
В той мере, в какой прибыль не есть характеристика индивидуального акта предпринимательства, а сама предпринимательская деятельность тесно связана со структурами, обеспечивающими мобильность, и темпом всей хозяйственной жизни, появления предпринимательской деятельности и предпринимательского мышления (по понятию) в нашей стране в ближайшее время ожидать не приходится. Несомненно, что может появится и уже появился носитель интеллектуальных способностей, превращающий прогноз и анализ в соответствующие технике (техническим возможностям) и материальным ресурсам факторы производственной деятельности. Но момента, когда сложится (сформируется) гибкий и мобильный хозяйственный организм, как условие быстрой реализации предпринимательских проектов различного уровня сложности, придется ждать достаточно долго.
Следует также подчеркнуть, что широкое движение за реструктурацию прав собственности не способствует оформлению предпринимательской деятельности. Ошибкой следует считать ту точку зрения, в соответствии с которой приватизация и распределение прав собственности между представителями трудовых коллективов, этнических групп и территориальных органов управления будет способствовать увеличению темпа и интенсивности хозяйственной деятельности. Скорее наоборот, "собственник" в любых условиях противостоит "предпринимателю", реализуя в конкретной ситуации ценности "сохранения" и "воспроизводства" (а не развития).
Вместе с тем, в условиях рассредоточения прав собственности и формирования пакетов (пучков) прав, достаточных для (способствующих реализации) тех или иных форм (типов) деятельности, предприниматель может опереться на институт собственности, прежде всего в интересах закрепления (фиксации) результатов своей деятельности (предпринимательского проекта).
Продолжая эту линию, можно утверждать, что так называемая экономическая система или экономическая форма организации хозяйственной деятельности сформировалась как система средств, с-фокусированная (с-ориентированная) на предпринимательскую деятельность, а значит -- косвенно, -- как система знаний и средств, обеспечивающая развитие хозяйственных отношений. В рамках экономической системы организации прирост ресурсов как результат предпринимательства выявляется и удерживается за счет специальной системы исчисления и ряда семиотических программ, позволяющих соотносить и связывать друг с другом различные типы ресурсов. Эта задача обеспечивается за счет выделения ключевого или замыкающего ресурса (денег), относительно которого соразмеряются другие типы ресурсов, а также за счет создания особого оперативного (семиотического) пространства со своей системой правил расчета и перевода одних типов ресурсов в другие.
Вместе с тем, необходимо подчеркнуть, что экономическая система организации не сводится к чисто мыслительному плану; так называемый "рынок" выполняет аналогичную функцию "измерения" и "взвешивания" (сопоставления) различных типов ресурсов, но уже не чисто мыслительно -- а деятельнстно, через систему проб и ошибок с их последующей рефлексией.
Рассмотренные аспекты тесно связаны друг с другом. Предприниматель заинтересован в увеличении мобильности и гибкости хозяйственной организации, в увеличении темпа экономического оборота. Тем самым он подготавливает условия для следующего предпринимательского проекта и максимально утилизует результаты предыдущего.
Вместе с тем, уже в середине ХIХ века было показано, что экономическое развитие имеет обратную сторону, проявляющуюся в виде так называемых "экономических кризисов". В условиях подобного кризиса может исчезнуть все то, что было достигнуто в предыдущих ситуациях. Понимание этого противоречия заставляет предпринимателя не просто увеличивать темп оборота капитала и интенсивность деятельности, но менять сам тип проектов и структуру деятельности. Центральным для предпринимательства оказывается не процесс получения дополнительной суммы стоимостей в результате осуществления конкретного проекта, а процесс смены средств деятельности.
Этот момент понял И.Шумпетер.
Однако он не сделал из него необходимых выводов. Ориентация на изменение и развитие деятельности приводит к кардинальному изменению смысла и назначения предпринимательства в современной социо-культурной ситуации: предприниматель должен отказаться от единой системы измерения и ввести другие замыкающие факторы. Это уже не тот "классический предприниматель", которого обсуждали экономисты начала ХХ века. Это уже не чистая экономика, в той мере, в какой последняя связана с использованием единого замыкающего ресурса -- денег. Современный предприниматель преодолевает границу экономического подхода. Отказываясь от жесткой фокусировки на одном типе ресурсов -- финансовом, он вводит ряд различных оперативных систем и замыкающих факторов -- интеллектуальных, деятельностных, социо-психологических, культурных, экологических.
Может быть, здесь необходимо говорить уже не о предпринимателе, а о новой социокультурной позиции аналитика ресурсов -- нового субъекта развития в современном мире. Эта позиция опирается на прожективные типы мышления и деятельности. Этот тип мышления в общих чертах был реализован предпринимателем в рамках экономической системы организации хозяйства. Позиция аналитика ресурсов строится на основе предпринимательской деятельности, преодолевая ее.
Каким же образом увидеть социальное воплощение (реализацию) этой новой позиции -- субъекта развития, будущую социальную роль -- сквозь хаос неорганизованных социальных движений?
У современной социоэкономики до сих пор нет необходимого арсенала средств и методов для работы со становящимися объектами. В основе названных выше заблуждений "отца научного социализма", на наш взгляд, лежат чисто методологические проблемы. В частности, теоретикам исторического материализма не удалось четко разделить логику анализа ставших форм социально-экономической организации и логику анализа процессов становления и реализовать этот принцип при рассмотрениисовременного им капитализма.
Мы уже упомянули о несостоявшемся классе -- пролетариате. Этот вопрос тесно связан с другим -- о источниках и механизмах классообразования.
Сегодня, на наш взгляд, необходимо отказаться от наивного натуралистического подхода к процессам социальной стратификации и дифференциации социальных ролей. Необходимо признать, что принцип и механизм стратификации по отношению к средствам производства (в том понимании, какое давали этому понятию марксисты) не является ни первичным, ни базисным.
Что, в конце концов, значит -- быть средством производства?
Быть средством -- это значит, прежде всего, быть знаемым в качестве средства. Использование той или иной организованности деятельности в инструментальной функции предполагает что ее удалось включить в более сложный контур деятельности и соотнести -- в знании и за счет знания -- с другими организованностями: целями, ценностями, задачами, ситуацией, операциями и др. Выбор того или иного способа употребления, а следовательно -- превращение предметов-вещей в элементы-организованности деятельности, зависит от тех знаний, которыми мы владеем. Знания, в широком смысле слова, выступают как рамки для будущей деятельности, как то, что определяет смысл и назначение различных элементов. Рамка как бы охватывает будущую деятельность, задавая границы и принципы устройства того пространства, в котором будет возникать функциональная структура и нечто станет "материалом", "целью", "средством".
Эти знания, используемые в рамочной функции, отличны от предметных знаний об объекте, которые кладутся в основу профессионально-технической деятельности (подготовки).
Необходимо подчеркнуть, что современное общество стратифицировано не по отношению к факту владения материальной подосновой средств производства или условиями деятельности, а по отношению к знаниям о способах и формах использования (употребления) этих условий деятельности и технических средств. Знание о том, какие способы употребления являются наиболее эффективными в меняющейся социальной и рыночной ситуации, является классообразующим (стратообразующим) фактором.
Различие между социальными агентами, использующими различные эпистемологические стратегии и владеющими различными типами знаний, огромно, несмотря на усилия государства и общества по сглаживанию возникающих дифференциаций средствами массовой коммуникации и образовательной политики.
С этой точки зрения полезно еще раз вернуться к анализу опыта модернизационных революций и социалистической индустриализации 20-ых годов. Поставив перед собой цели создания мощного производственно-технического и промышленного комплекса (в том числе ориентированного на создание и производство вооружений), большевистское правительство, по социальному составу укомплектованное во многом лицами, получившими инженерное образование, пытается выстроить модель промышленной организации по образу и подобию индустриально развитых стран. В качестве прототипа используются существующие модели Германии, Великобритании и США. В эти страны направляются для обучения большое число инженеров, которые в дальнейшем должны взять на себя функции линейных менеджеров и реализовать те прототипы, которые они наблюдают в практике промышленной организации за рубежом.
К каким результатам это приводит?
Во второй половине 20-ых годов заимствуется и начинает внедряться в нашей стране модель промышленной организации (структуры), которая спустя несколько лет будет полностью сметена и отвергнута бурным экономическим кризисом 1929-1933 годов. Заимствуется схема организации (структура) и ряд технических систем, -- без учета тех глобальных исторических изменений, в которые вовлечено хозяйство и промышленность в целом в ХХ столетии.
У инженеров и проектировщиков отсутствуют необходимые знания и рамки, задающие допустимые формы деятельности и способы использования технических средств.
В результате, развитые индустриальные страны после экономического кризиса 1933 года объективно переходят от производственно-технических форм организации хозяйства к технологическим, что подготавливает постиндустриальную революцию 60-ых годов, а СССР реализует на своей территории устаревшую структуру промышленности и управления, что и создает, на наш взгляд, тот эффект отставания, который был обнаружен инженерным (технократическим) сознанием лишь в конце 60-ых -- начале 70-ых годов.
Вместо того, чтобы анализировать всю объемлющую систему знаний-рамок, превращающую данный тип технических систем и орудий в средства современного производства, изучаются и заимствуются лишь материальные (морфологические) элементы современных организационных структур и "больших систем" деятельности, без учета динамики их развертывания, старения и смены.
Аналогичная ситуация произошла после второй мировой войны, когда демонтировались и вывозились в СССР станки и технологические линии с немецких заводов (в рамках изъятия контрибуции). На "расчищенных" площадках Германии (хотя и не без помощи извне) удалось за короткое время развернуть современную технологическую организацию промышленности и хозяйственной деятельности. Аналогичную ситуацию, на мой взгляд, мы переживаем сегодня, когда "перестройка" превращается в революцию менеджеров, пытающихся заимствовать современные (как им кажется) технические системы (комплексы) и посттехнологическую структуру промышленной организации и экономических отношений между хозяйствующими субъектами в тот момент, когда она уже морально устарела и подлежит существенным трансформациям.
Миф о "средствах производства" грозит в третий раз поставить нас в ситуацию догоняющей модернизации.
Мы фактически показали, что субъектом социо-культурного и экономического развития может стать (быть) лишь та социальная группа,
которая берет на себя труд и ответственность:
а) за выработку новых рамок мышления и деятельности;
б) за разработку новых эпистемологических стратегий;
в) за создание новых каналов распространения (передачи) и новых способов использования (усвоения) знаний.
Факт зависимости экономической и хозяйственной жизни от культуры, понимаемой в предельно широком смысле слова -- как система "нравов", "обычаев", "ориентаций", "установок", "ожиданий" и "знаний" -- зафиксирован давно (еще Дж.Ст.Милль писал об этом в 1844 году).
Однако ХХ век принес нам понимание того, что искомая "культура" является не только и не столько естественным механизмом регуляции (детерминации) поведения и деятельности, сколько результатом искусственно-технической и программной мыследеятельности: культурной политики, культуртехники, антропотехники, социальной инженерии и управления.
Существует большой массив исторических исследований и описаний того, как на протяжении четырехсот лет в Европе прежде всего складывался современный тип "экономического человека", каковы его черты и характеристики и какова та система институциональных рамок, в которых возможно возникновение и выражение так называемых "экономических интересов". Однако вторая половина ХХ века принесла нам ряд существенных изменений. С одной стороны, накоплен огромный опыт реализации программ интенсивного экономического и социального развития развития в иных культурных регионах -- в Латинской Америке, Юго-Восточной Азии, Африке и, наконец, в Восточной Европе и на территории бывшего СССР. С другой стороны, мы явно становимся свидетелями изменения антропологического портрета современного постиндустриального общества -- экономический человек, прелесть которого заключалась в том, что "мы знали, что он хочет" уступает место "мозаичному человеку", участнику сетевой организации современного инфраструктурированного общества и хозяйства.
Таким образом, мы стоим перед необходимостью освоения опыта интенсивного социально-экономического развития в ситуации смены моделей развития (типа развития) и складывания новой социо-культурной организации.
Мы уверены, что на рубеже ХХI столетия складывается популяция интерлокеров: стратегических посредников между различными типами знаний и типами (сферами) деятельности. Именно интерлокеры отвечают за распространение и усвоение знаний, за формирование локальных синтезов (пакетов) знаний, определяющих характер локальных действий. Упомянутые выше аналитики ресурсов должны (могут) рассматриваться как одна из специализаций интерлокеров, вырабатывающая знания-рамки для предпринимательской деятельности и предпринимательских проектов.
Aпрель 1993