Территориальная проекция промышленной политики в России: кто оплатит издержки глобализации

1 Новый экономический статус российских регионов

«2001-2003 годы претендуют на статус рубежных для российской промполитики. Дефолт 1998 года на время возродил частичную автономность (не военно-политическую, а валютно-финансовую) российской экономики и дал возможность реанимировать отдельные промышленные отрасли и производства. Слабый рубль создал для российской индустрии преференции, позволившие ей вновь вернуть себе (хоть и не полностью) национальный рынок и облегчить продвижение отдельных видов своей продукции на мировом. Старая промышленность, рассчитанная на замкнутость и внутреннюю сбалансированность экономики, ожила. Однако, начиная с 2001-2002 годов валютно-финансовые границы, обеспечивавшие своеобразную автономность экономики России в глобальном рынке, стали постепенно размываться. Резервы роста российской промышленности, обеспечивавшиеся слабым рублем и низкими по сравнению с мировыми внутренними ценами на отдельные виды ресурсов (сырье, услуги транспорта и энергетики, рабочая сила и пр.) к концу 2003 года оказались фактически исчерпанными».

Условия работы российской промышленности существенным образом изменились. Это в свою очередь предопределило существенную трансформацию пространственной организации страны. Сформированная в ходе советской индустриализации данная организация была собранна как единое целое не только из отраслей и производств, но и регионов – территориально-производственных комплексов. Как только автономия «сборки» под воздействием глобализации нарушилась, пространственная организация России вступила в стадию глубокой и масштабной фрагментации, окончательно расслоилось. Соответственно утратила свою эффективность «жесткая» государственная промполитика и как инструмент развития экономики, и как технология развития регионов. Сама политика утратила системность и активность еще в начале 1990-х годов, а спустя десять лет начал деконструироваться созданное в результате ее осуществления единое экономическое пространство страны.

Разрыв между российскими регионами в уровне экономического развития и жизни населения существовал всегда. Но по мере интеграции страны в мировое экономическое пространство он начал стремительно расширяться. По расчетам А.Г.Гранберга, сделанным в еще конце 1990-х годов, разрыв по объемам ВВП на душу населения между разными субъектами Российской Федерации составлял 18,9 раза и превышал различия в уровне развития стран так называемого «золотого миллиарда» и беднейших государств мира. Чтобы его преодолеть наиболее отсталым субъектам федерации понадобилось бы демонстрировать темп роста ВРП выше среднероссийского на протяжении десятков лет. В случае если аутсайдеры смогли бы достичь темпов роста ВРП на уровне 15-20%, а Россия ограничилась 3-5% роста ВВП в год, отсталые регионы смогли бы догнать «середняков» за 10-15 лет.     

Ситуация региональной дифференциации в России в начале 2000-х годов только усугубилось.

В 1998 году душевое производство ВРП в десяти наиболее экономически развитых регионах России превышало среднестатистический уровень в 2,5 раза, а в 2000-ом – уже в 3,2 раза. Экономические аутсайдеры увеличили свое отставание от среднероссийских показателей с 3,3 до 3,5 раз. К 2004 году десять-двенадцать субъектов Федерации из 89 обеспечивали более 50% ВВП страны. В этих же регионах сосредоточились основные инвестиции и другие ресурсы экономики. Причем лидирующие позиции по экономическим показателям заняли регионы, наиболее успешно интегрировавшиеся в систему глобальных обменов товарами, финансами, рабочей силой, технологиями и информацией.

Россию с опозданием в 20-30 лет от других индустриально-развитых стран накрыла мировая «региональная революция», выразившаяся в кризисе старопромышленных регионов и появлении новых регионов – экономических лидеров, сосредоточивших у себя основные рычаги управления глобальным рынком и предприятия новой экономики. Оказалось, что среди российских территорий только Москва и, может быть, Санкт-Петербург смогли претендовать на роль таких «новых лидеров» глобального рынка. Складывающаяся пространственная организация страны напрямую отразила способ ее интеграции в глобальную экономику.

Есть несколько законов «региональной революции», которые действуют в глобальном мире и приводят к становлению новой региональной иерархии. Невозможно выработать и реализовать сколько-нибудь осмысленную национальную промышленную политику, если не учитывать действие следующих закономерностей.

Во-первых, локальные замкнутые рынки в новую пространственную организацию глобализованного мира просто не входят. Они выключены из активной экономической жизни и, по сути дела, не существуют для мира «геоэкономики». В Российской Федерации на сегодняшний момент часть регионов тяготеет к внутренней замкнутости и очень сильно напоминает локальные рынки. Их будущее в современном мире в силу этого видится проблемным. Ситуация не может быть исправлена никакими масштабными инвестициями в основные фонды и социальную сферу, передачей в эти регионы части административных (например, «столичных») функций до тех пор, пока не будет решена самая главная задача интеграции данных регионов в глобальный рынок.

Кластеризация регионов РФ
по степени вовлеченности в глобальные обмены

Источник: Госмкомстат

Во-вторых, в глобальном мире в современном мире в лучшем положении находится не тот, кто производит товары, а тот, кто управляет их потоками, кто привлекает финансы, права, наиболее квалифицированные кадры, кто придумывает и распространяет технологии. Для территории способность влиять на глобальные обмены конвертируется в стоимость активов, к которой добавляется своеобразная региональная рента: возможность более эффективно и диверсифицировано распорядиться финансами, получить большую плату за рабочую силу, обеспечить большую ликвидность недвижимого имущества и пр. Это выражается в направленности перемещения в пространстве экономической активности, когда одни регионы сознательно выносят за пределы своей территории определенные виды хозяйственной деятельности, передавая их на аутсорсинг другим территориям.

Например, Москва реализует специальную программу по выводу со своей территории части существующих промышленных мощностей. Все это компенсируется ростом торговли, коммуникационного бизнеса, сосредоточением у себя финансовых ресурсов. Таким образом, направленность аутсорсинга показывает, что в геоэкономическом пространстве есть своя иерархия. Регионы-производители технологий доминируют над регионами-производителями товаров. Торговые регионы доминируют над промышленными. Главными являются регионы – финансовые центры, сосредотачивающие у себя функцию управления глобальными обменами и оценки циркулирующих в них ценностей.

В-третьих, одновременно отдавая и принимая активы, территории в мире геоэкономики имеют разный баланс обмена. Причем фиксируемый не только в категориях дефицита или профицита торгового и платежного балансов, но и в категориях номенклатуры обмениваемых ценностей. Состояние баланса и номенклатура данных ценностей характеризует статус региона – его рыночные позиции. Пока такой баланс не составлен ни для России в целом, ни для ее отдельных регионов. Во многом это связано с системой устаревшей статистики, основные показатели которой были установлены в эпоху индустриализации и фиксировали состояние старой промышленности и других отраслей народного хозяйства. Однако уже сегодня можно фиксировать некоторое движение российских ценностей в глобальной системе обменов, характеризующее геоэкономический статус страны и ее регионов. В первую очередь, это – движение финансов, а также людей. Те из российских регионов, которые силу разного рода причин не смогли интегрироваться в систему глобальных обменов, стремительно теряют свой главный актив – людей, вымываемых миграционными процессами в те районы, где рабочая сила оценивается выше. Например, за 1990-е годы Мурманская, Архангельская области и республика Коми потеряли 10-20% населения. Прогнозы тоже не очень благоприятны. По худшим из них, потери в данных регионах достигнут 30-40% населения.

В-четвертых, государственные институты лишь отчасти управляют новой регионализацией мира. Его новая геоэкономическая иерархия – во многом результат действий хозяйствующих агентов глобального рынка. Именно они размещают в пространстве открытого рынка свои активы, добиваясь их наивысшей совокупной стоимости. Поэтому для огромного количества регионов чуть ли не единственным реальным шансом изменить свои рыночные позиции в глобальной экономике является привлечение внешних инвестиций, включение региона в данную экономику на условиях, определяемых корпоративными и технологическими стратегиями инвесторов.

Для России в связи с этой взаимной конвертацией производственно-технологического и производственно-территориального возникает большой вопрос о том, из каких блоков России в условиях глобализации «собирать» свое новое хозяйство: из отраслей, производств, компаний, технологий или территорий? Ответ на этот вопрос не столь однозначен, как кажется на первый взгляд. Производства, компании и технологии быстро интернационализируются, легко перемещаются за границу, в конце концов утрачивают динамику развития и т.п. Промышленность страны, ее хозяйство в этих условиях лучше собирать из производственно-территориальных блоков, экономической активности, демонстрируемой на территории и привлекающей к себе новые фирмы, технологии, финансы и т.п. Следовательно, отраслевая логика промполитики, присущая ее так называемому «жесткому» варианту, должна быть если не заменена, то, по крайней мере, скорректирована территориальной или пространственной.

В условиях глобализации для стран оказывается чрезвычайно важно иметь не только конкурентоспособные технологии и фирмы, но, главное, регионы, способные принять эти технологии и фирмы. Более того, компании, вынесшие свои процессинговые центры и сбытовые подразделения на соответствующую территорию находятся (а точнее, должны находиться) на заведомо более высокой стадии своего технологического и корпоративного развития. Они уже доросли до масштабных пространственных стратегий. Поэтому, как правило, демонстрируют более высокий, чем резиденты уровень своей организации и культуры производства. В целом это ведет к общему развитию (усложнению) производственно-технологической организации региона – реципиента  подобных «фирм».

Пока нельзя стопроцентно утверждать, что государства больше не управляют миром, а их место в качестве строителей мирового порядка заняли глобализированные регионы. Однако, очевидно, что экономическая мощь государства теперь зависит не столько от валовых объемов производства и природных запасов, скрытых в его земле, сколько от обладания центрами, управляющими потоками на глобальном рынке.

В геоэкономическом отношении Россия вряд ли может считаться великой державой. В настоящее время она обладает всего полутора регионами – Москвой и ½ региона в виде вместе взятых: Санкт-Петербурга - «окна в Европу», комплекса краснодарских портов, а еще Владивостока - «окна в АТР». Для такой большой страны, как Российская Федерация, это явно недостаточно, чтобы, с одной стороны, вывести другие российские регионы на глобальный рынок в качестве значимых узлов в системе товарных, финансовых, технологических и культурных обменов, а с другой стороны, закрепить за страной значимое место в этой системе. Успешность развития России сегодня напрямую зависит от успешности ее регионального развития.

Чтобы завоевать более конкурентоспособные позиции в глобальном мире, России необходима новая промышленная и общеэкономическая политика, собирающая страну заново из специальным образом организованных регионов.

Особенностью идущей «региональной революции» является то, что меняется не только экономический статус регионов, выводимый из их конкурентных позиций в открытом рынке, но и внутренняя организация экономического пространства. Во многом эти изменения копируют процессы развития корпоративных структур в бизнесе, становящуюся на глобальном рынке новую корпоративную организацию промышленности. Выстраивая свои территориальные стратегии, агенты глобальной экономики преобразуют экономическое пространство, когда развивают свои дилерские сети, размещают на удаленных рынках сбытовые филиалы, строят в непосредственной близости от крупнейших рынков свои заводы - процессинговые подразделения и проводят расчеты через бухгалтерские офисы в оффшорных зонах.

Таким образом, сегодня в геоэкономическом пространстве выделяется две основные модели пространственной организации территорий – интегрированная (централизованная) и сетевая.

Первая модель была реализована еще в эпоху индустриализации и связана с доминированием в региональном хозяйстве крупных массовых промышленных производств. Они – основное место работы для большинства трудоспособного населения региона, главный источник налоговых поступлений в бюджет, значимый фактор формирования инфраструктурного хозяйства региона и финансовых потоках на территории базирования. Крупные массовые промышленные производства – центр такого региона. Для подобного рода производств было придумано специальное понятие – «градообразующее предприятие», а для централизованного хозяйства – «монопрофильная экономика».

Понятно, что экономическая мощь интегрированного региона выражается в показателях промышленного производства, а основной ресурс экономики – владение производственными фондами, их концентрация на территории. Зачастую данные фонды принадлежат процессинговым центрам корпораций, штаб-квартиры которых располагаются за пределами интегрированных (централизованных) регионов, в далеких городах, где нет такой производственно-технологической среды, зато есть развитые финансовые инфраструктуры и большие финансовые рынки. Как правило, интегрированные регионы не являются центрами производства новых технологий, инноваций. Они производят товары, используя чужие разработки. В любом случае, даже если в этих регионах производится новое знание, вовлекаемое в производство, такое знание формализуется как принадлежащая индустриальным фирмам интеллектуальная собственность.

Никакой особой конкурентоспособностью, отличной от конкурентоспособности доминирующего производственно-технологического комплекса, интегрированные регионы не обладают. Они мало за что могут поспорить с другими территориями в глобальной экономике: инвестиции приходят не в регион, а в являющуюся его центром корпорацию; кадры стягивает на себя не регион, а корпорация; финансы и инновации обращаются чаще всего за пределами данного региона; информация, поглощаемая производственно-технологическим комплексом, формализована и предельно специализирована. Самостоятельные стратегии развития интегрированным регионам просто не нужны. Они заменяются корпоративными и производственными стратегиями образующими их центр корпораций.

В России примерно одна четверть всех субъектов Федерации имеет монопрофильную экономику и основным донором их бюджетов выступают крупные вертикально-интегрированные корпорации. Интересно, как журнал «Эксперт» в 2002 году воспроизвел «карту корпоративных интересов» в России. Эта карта наглядным образом (с учетом поправок изменений ситуации за два года) показывает, что эти интересы сосредоточены в основном в разработке природных ресурсов или их первичной переработке.

Карта корпоративных интересов в России

Помимо интегрированной (централизованной) организации экономического пространства существует также сетевая, являющаяся проекцией производственных сетей на территорию – так называемые «сети, привязанные к месту» (networks of place). Она основана на том, что включает в себя автономные и взаимозаменяемые звенья – производственные комплексы и предприятия.

У.Пауэлл и Л.Смит-Дор следующим образом описали networks of place: «Эти районы образованы множеством социально интегрированных, мелких, децентрализованных производственных единиц. В основных моментах они напоминают индустриальные районы конца XIX в., описанные британским экономистом Альфредом Маршаллом: производство осуществлялось тогда в пределах региона, а не отдельной фирмы. В рамках своего региона фирмы, специализирующиеся на изготовлении того или иного продукта, сконцентрированы на особой территории, что позволяет тесно связать отрасль промышленности с данным регионом. Работа выполняется на основе многочисленных соглашений о сотрудничестве и субконтрактных отношениях. Лишь часть фирм выводят готовые продукты на рынок; все остальные выполняют операции по заказу группы фирм, инициировавших данное производство. Собственники малых фирм, как правило, предпочитают субконтрактные отношения перспективе экспансии или интеграции». В качестве примеров сетевых регионов исследователи называют «индустриальные районы» северной и центральной Италии и в земле Баден-Вюртемберг на юго-западе Германии, Силиконовую Долину в США.

В данных регионах хозяйственная власть в этом случае не концентрируется, а, напротив, распределяется. Экономическая мощь региона определяется не объемами производства, а мобилизационным ресурсом всей сети, ее общим влиянием на глобальные обмены. Вместо жесткой специализации в виде монопрофильности, свойственной иерархически организованным централизованным регионам, networks of place присуща так называемая гибкая специализация, способность к инновациям. Во многом эти качества сетевых регионов базируются на скрытом знании и междисциплинарном обмене информацией, характерных для производственных сетей. Собранные вместе предприятия, входящие в сеть кооперации и взаимодействия (пусть и основанного на взаимной конкуренции), образуют производственный кластер.

Конкурентоспособность входящего в кластер предприятия, как правило, является производным (следствием) конкурентоспособности всего сетевого региона в целом. Считается, что именно производственные кластеры и сетевые регионы обеспечивают наибольшую устойчивость национальной экономики и ее наиболее сильные конкурентные позиции в глобальном рынке. Кумулятивный эффект мобилизации сети позволяет быстрее и более гибко реагировать на изменения в системе глобальных обменов. Сетевой регион тем самым добавляет к капиталу размещенных в нем предприятий своеобразную «территориальную маржу», размер которой бизнес давно уже научился измерять.

Россия унаследовала экономические регионы, создававшиеся в ходе индустриализации и рассчитанные на развитие масштабного массового производства, а потому имеющие централизованную организацию. К тому же крупные вертикально-интегрированные компании (ВИК) в постсоветский период поглотили большую часть данного производства, что также повлияло на производственно-территориальную организацию российских регионов. В настоящий момент, если судить по структуре российского экспорта, производственных кластеров, конкурентоспособных в мировых масштабах, в стране почти нет. С большим трудом можно выделить лишь протокластеры и недооформленные сетевые регионы, к тому же, как правило, не имеющие промышленной специализации. Это явно тормозит инновационное развитие российской промышленности и ослабляет ее конкурентоспособность.

Иерархические и сетевые регионы

4 Значение среды как фактора формирования конкурентоспособного региона

К концу ХХ века государственная региональная политика как политика индустриализации перестала выполнять функцию развития. Первыми этот печальный факт констатировали западные страны. В 1970-е годы пришло понимание того, что региональные ресурсы для индустриального развития – полезные ископаемые, рабочие руки - исчерпаемы и зачастую невосстановимы. Интегрированные регионы оказались неконкурентоспособны в глобальной экономике с точки зрения развития передовых технологий, обеспечения генерации и быстрого внедрения инноваций.

Ограниченность возможностей индустриализации как стратегии регионального развития проявилась также в том, что все чаще спонсируемое государством строительство крупных индустриальных объектов в регионах оказывалось экономически неэффективным. К тому же центральные органы государства постоянно сталкивались с отрицательным отношением региональных властей к общенациональной политике, направленной на регулирование экономики в зоне их юрисдикции. Инициируемая извне модернизация часто не компенсировала разрушения традиционной жизненной среды местных сообществ. В силу этого региональное сопротивление блокировало использование местных ресурсов при реализации государственных модернизационных проектов на территориях.

С другой стороны, стали нарастать изменения в технологической базе производства. Основные фонды, промышленные предприятия постепенно утрачивают значение ключевых ресурсов развития. В качестве таковых в последнюю треть ХХ века выступают знания, информация, а точнее, владение технологиями, успешная торговая-коммуникационная интеграция региона в глобальную экономику. Это полностью поменяло принципы пространственной организации в экономически развитых странах. В связи с чем в 1970-1980-е годы в странах Западной Европы, Северной Америки и Японии начался и до сих пор еще не закончен переход к новой политике пространственного развития. От понимания развития как роста индустрии перешли к представлению о нем как об улучшении качества жизни людей - гармонизации условий их жизни и работы. Оказалось, что желание людей жить и работать в данном регионе независимо от наличия в нем крупного индустриального производства  также может выступить экономической силой – источникам экономической самоорганизации.

Сетевые регионы начали выигрывать у интегрированных в глобальной конкуренции за самый главный ресурс развития – людей, обладающих ключевыми квалификациями современности, а главное энтузиазмом развития. Соответственно не внешняя промышленная экспансия и крупные индустриальные стройки, а сосредоточение офисов, школ и высокотехнологичных малых и средних предприятий, не нарушающих культурную самобытность территорий, становятся символами регионального развития. В этих условиях массовая миграция, приносившая в регион кадры для промышленных предприятий, была заменена «точечной» миграцией обладающих новой ключевой квалификацией специалистов или кандидатов в таковые в виде студентов и аспирантов университетов и колледжей, а также постоянным модернизационным образованием работников. Желанными для территориальных сообществ стали не всякие инвестиции, как это было в предыдущую эпоху, а только те, что способствовали сохранению и улучшению среды жизни.

Региональная организация стала опираться не столько на хозяйственные и административные, сколько  на культурные основания. Соответственно в основу государственной политики регионального развития в западноевропейских государствах и Японии, начиная с 1970-х годов, было положено поощрение местных инициатив, стимулирование активности региональных резидентов. В основе такой позиции лежит убежденность в том, что естественно-культурные тренды развития являются более значимыми и устойчивыми по сравнению с искусственной модернизацией. Отсюда - опора государства в развитии регионов на культурную местную самобытность, учет естественных трендов социальных процессов, а также децентрализация системы регионального управления и утверждение принципа субсидиарности как приближения к населению органов, оказывающих им социальные услуги от имени государства.

Для России это означает, что в конкурентоспособных регионах должны развиваться конкурентоспособная экономика. Причем показатели последней должны напрямую зависеть от состояния среду жизни в регионе. Наиболее желанными с точки зрения развития региона являются те производства, которые не разрушают среду, а используют ее потенциал. Скорее всего, целью регионального развития должно стать создание устойчивых самовоспроизводящихся территориальных сообществ (принцип: «это место должно быть желанным для жизни»). Очевидно, что для России, как и для европейских стран, ключевым критерием регионального развития становится «жизненная среда», а государственная политика регионального развития становится не политикой индустриальной модернизации, а средового обустройства. Территориальные границы, в которых сохраняется определенная среда жизни сообществ, становятся границами новых регионов - территориально-локализованных сред.

Однако пока констатация того, что Россия в своем региональном строительстве должна перейти от «колонизации» как движения за естественными ресурсами к «обживанию» как укоренению, многофункциональным поселениям, является всего лишь экспертным суждением. Данное требование никак не закреплено  в нормативных актах, регулирующих пространственное развитие страны, и не оформлено в качестве рамочного условия национальной промышленной политики.

Интересно, как описал процесс экономического развития территорий В.Л.Глазычев, проведя полевые исследования социальной активности населения Поволжья: «За исключением некоторой отдачи от деятельности трансрегиональных корпораций, вроде ТНК, в регионах единственный ресурс развития и даже простого воспроизводства социально-экономической ситуации на территориях – это население малых городов. Парадокс заключается в том, что столь простой тезис острейшим образом противоречит традиции рассмотрения именно территорий как ресурса и вызывает у региональных властей аллергическую реакцию».

Вопрос о том, какая структура – вертикально-интегрированная или сетевая обеспечивает наивысшую конкурентоспособность компаниям на глобально рынке, до сих пор является открытым.

Считается, что во многих случаях вертикальная интеграция экономически оправдана и диктуется технологической последовательностью производства, которая имеет место в первую очередь в горнодобывающей промышленности и первичной переработке сырья, а также в металлургии, химии и энергетике. Тем самым координирующий потенциал ВИК в некоторых случаях превышает соответствующий потенциал рынка, особенно если речь идет о так называемых «стационарных» (стабильных) рынках, для которых эффект масштаба имеет решающее значение.

Крупные вертикально - интегрированные компании могут нормально функционировать и даже развиваться в условиях неразвитого финансового рынка (мобилизуя финансовые ресурсы внутри корпорации), при наличии значительных административных барьеров для бизнеса на местных рынках, в условиях неразвитости торговой среды и отсутствия современных форматов торговли. Все эти трудности для бизнеса ВИК могут преодолевать (по крайней мер, в локально-замкнутых территориях, где расположены процессинговые центры данных корпораций).

Следовательно, доминирование вертикально - интегрированных компаний в наиболее мощных секторах российской промышленности, имеющих сырьевую специализацию и относящихся к стационарным рынкам, может быть вполне оправданным. Как вполне оправданным может быть представлена концентрация производства ВВП страны в интегрированных регионах, имеющих монопрофильную экономику, базой которой являются производства одной или нескольких крупных компаний. Последние, выстраивая свою производственную, корпоративную и торговую стратегию в глобальном рынке, обеспечивают выход данных регионов в мир геоэкономики. Корпорации выступают главными инвесторами в регионы либо гарантами привлечения в них капиталы. К тому же крупные вертикально - интегрированные компании несут на территорию элементы собственной технологической и управленческо-корпоративной культуры, по-новому заставляют работать финансы, иные активы, выводя их на мировой финансовый рынок.

Поэтому вполне оправданными выглядят усилия властей целого ряда российских регионов, направленные на привлечение в них крупных корпораций и на создание для их подразделений режима наибольшего благоприятствования. По сути дела, в этом выражается активная промполитика данных регионов, по крайней мере, ее наиболее эффектная часть.

Отсюда – стремление к большим проектам, поддержка консолидации активов и отраслей, поиск «стратегических» (а точнее, крупных) инвесторов.

Нечто подобное в качестве федеральной версии промышленной политики реализуется Правительством РФ и его министерствами и ведомствами в отношении крупных ВИК и представляемых ими проектов. Управление ими подменяло региональную политику, поскольку в интегрированных регионах нет другой стратегии, кроме стратегии корпораций, а последние (точнее, их процессинговые подразделения) составляют центр экономики данных регионов и являются основным донором их бюджетов.

Исключением для федерального Центра являются Москва, Санкт-Петербург и ряд других субъектов Федерации, вносящих значительный вклад в ВВП страны, но не относящихся к интегрированным. В их отношении Центр проводит особенную политику регионального развития, но, как правило, не подпадающую под традиционное понимание промышленной политики, поскольку данные регионы давно уже пережили самую настоящую деиндустриализацию.

Региональное распределение инвестиций и производства ВРП в России

Источник: Госкомстат

Ставку в государственной промполитике на поддержку крупных ВИК – «национальных чемпионов», а, следовательно, ставку на территориальную сборку промышленности страны из интегрированных регионов, можно было бы приветствовать, если бы не ряд существующих у подобной политики важных ограничений.

Во-первых, огромные трудности федеральный Центр испытывает при определении параметров и промышленной политики, и политики регионального развития в отношении регионов –локальных рынков. Там нет крупных ВИК, а других инструментов воздействия на регионы, кроме бюджетных субвенций и дотаций, проедаемых неэффективным региональным бюджетом, у федерального Правительства нет. Тем самым внутри промышленной политики и политики регионального развития возникают сильнейшие диспропорции и появляются «слепые зоны», с которыми органы государственной власти не могут и не умеют работать.

Во-вторых, сосредоточение вертикально-интегрированных компаний на стационарных товарных рынках с преимущественно сырьевой специализацией приводит к тому, что в геоэкономической иерархии интегрированные российские регионы занимают подчиненное положение. Процессинговые центры крупных сырьевых корпораций, размещенные в данных регионах, являются начальными звеньями в цепочках накопления стоимости. Конечные звенья последних, в которых концентрируются большая часть добавленной стоимости, располагаются вне интегрированных регионов России, а зачастую и за пределами самой страны. Отсюда - большие объемы экспорта сырья, а также специфическая направленность проектируемых крупных транспортных путей: от сырьевых зон к портам и пограничным переходам для вывоза на экспорт. Например: Белкомур, Баренцкомур, Полярная, Трансконтинентальная, Северо-Сибирская, Амуро-Якутская железные дороги. Фактически, российское освоение сырьевых зон приобретает отчетливо выраженный характер колонизации. Его опорными пунктами становятся временные поселения (вахтовые поселки, партии и т.п.), которые развертываются у источников сырья и перемещаются по мере их истощения к новым. Волна освоения перемещается таким образом с запада на восток России, оставляя за собой истощенные земли. Таким образом, ставится под вопрос сам принцип прежней территориальной «сборки» страны как комплексного и взаимосогласованного индустриального освоения территорий. Наиболее конкурентоспособной на мировом рынке частью страны оказываются сырьевые зоны. Они «стягивает» на себя проектные мощности, поглощают свободные капиталы, квалифицированную и мобильную рабочую силу, постепенно становятся «спонсорами» общенациональных политических процессов, придавая им выгодную для себя направленность. Одновременно, такие регионы изнутри продолжают «растаскивать» и фрагментировать ранее интегрированное пространство страны, не предлагая и не имея возможности предложить никакой иной концепции сборки целого – новой системы пространственной организации.

В-третьих, существуют большие сомнения в том, что российские крупные вертикально-интегрированные компании являются при этом эффективными и конкурентоспособными субъектами глобального рынка. С одной стороны, их показатели капитализации и т.п., значительно ниже, чем у аналогичных корпораций – конкурентов. С другой стороны, сетевые корпорации существенным образом теснят вертикально-интегрированные компании на динамичных рынках глобальной экономики. Это создает барьер вхождения на них для российских ВИК и перелива капитала из сырьевых секторов в несырьевые. Ставит условием такого вхождения трансформацию структуры интегрированных компаний. Но это же означает, что управление интегрированными регионами также может быть неэффективным. Как есть сомнения в эффективности всей в целом пространственной организации страны, базирующейся на доминировании интегрированных регионов – основных доноров государственного бюджета.

Сегодня можно говорить о том, что региональные экономики, в которых отсутствуют кластеры, не конкурентоспособны на глобальном рынке в долгосрочной перспективе. На их территории могут располагаться значительные природные ресурсы и принадлежащие крупным корпорациям основные фонды, но это не повышает влияние лишенных современных кластеров регионов на глобальные обмены людьми, технологиями, информацией, финансами. Сами корпорации оказываются крупнее регионов, они имеют шанс преобразоваться в транснациональные и утвердиться в глобальном рынке, а регионы с описанной вышей структурой высокого места в геоэкономической иерархии никогда не займут, оставаясь источником сырья, рабочей силы, а в худшем случае -  площадкой для размещения производственных мощностей.

Таким образом, интеграция экономики России и ее регионов в открытый рынок не произойдет одномоментно и не будет фронтальным наступлением на него всех отраслей, предприятий индустрии РФ, а также ее регионов. Процесс интеграции уже растянулся на десятилетия. Здесь есть свои лидеры и отстающие. Эта истина касается и предприятий и, в еще большей степени, территорий и регионов.

При этом в среднесрочной перспективе, после вступления России в ВТО и полной либерализации валютного рынка, интеграция экономики страны в глобальный рынок будет максимально полной. Это неизбежно повлечет за собой структурную перестройку национального хозяйства, включая региональные экономики. Хозяйство, ранее собранное в технологически единый комплекс, по мере втягивания в глобальный рынок будет расслаиваться производственно-технологически и территориально. Характер региональных диспропорций в уровне, а главное – в темпе развития будет не сглаживаться, а, напротив, нарастать. Тем более странными на этом фоне будут выглядеть контрпродуктивные попытки федерального центра «выровнять» социально-экономические условия между развивающимися и отстающими регионами.

Рано или поздно России придется сформировать новую концепцию пространственной организации и пространственного развития. Рано или поздно придется согласиться с тем, что процессы развития носят поляризованный характер, а наибольший вклад – в экономический рост и качество этого роста – вносят несколько «опорных регионов», собравших и удерживающих на своей территории наиболее конкурентоспособную в глобальной экономике конфигурацию ресурсов развития.

Место отраслей в современной экономике постепенно должны будут занимать кластеры, иначе нельзя будет обеспечить конкурентоспособность страны и ее регионов в глобальном рынке в долгосрочной перспективе, а интегрированные регионы по всей видимости будут все более и более тесниться «сетевыми».

Другими словами, России предстоит из протокластеров вырастить полноценные производственные кластеры и на этой базе развернуть полноценную сетевую пространственную организацию страны. Именно в этом может заключаться главная задача национальной промышленной политики.

1. Пересмотреть сам подход к государственной промышленной политике, до сих пор сориентированной на управление отраслями и технологическими комплексами. «Квантом управления» для промышленной политики в современных условиях должно стать региональное развитие. Промышленность страны должна собираться из регионов как особых производственно-территориальных образований. Подобная смена подхода к промышленной политике требует пересмотра существующей «организационной машины» по ее разработке и реализации. У этой машины должны появиться функции пространственного развития и федеральной региональной политики.
2. Разработка государственных стратегий развития экономики в целом и отдельных регионов, в частности, должны осуществляться с учетом «геоэкономического» контекста, в который эти стратегии необходимо вписывать. В стране до сих пор не выстроена схема пространственной организации, фиксирующая, с одной стороны, складывающуюся, а с другой стороны, необходимую для успешного социально-экономического развития России региональную иерархию. В современных условиях, несмотря на соответствующие положения Градостроительного кодекса РФ, Генеральная схема расселения РФ не выполняет своей координирующей роли по отношению к действиям бизнеса и власти территорий. Отсюда – конкурирующие проекты портового строительства, строительства трубопроводных систем, развития социальных инфраструктур. Отсюда – споры о том, стоит ли оставлять больше бюджетных средств регионам-донорам, если стране необходим перелив ресурсов из сырьевого сектора в несырьевой. Пока же мы находимся в ситуации, которую один из экспертов определил как «пространственную невменяемость», когда распаковка советского проблемно-структурного наследства территориальной организации идет стихийно.
3. Учитывая тот факт, что реально в мире складывается новая региональная иерархия, и что национальные государства этим процессом управляют не в полной мере, следует признать, что старая государственная политика развития регионов, понимаемая как выравнивание уровня их социально-экономического развития, а точнее, уровня индустриализации, безнадежно устарела. Ставка должна быть сделана на выделение (административного, транспортно-логистического, торгового и культурного) в пространстве страны «опорных регионов» - наиболее динамичных городов или мегаполисов, субъектов Федерации - с вменением им функций национальных «окон-переходников» в глобальный рынок и девелоперов по отношению ко всей остальной территории страны. Эти «регионы-города» должны составить каркас новой пространственной организации страны, что можно закрепить в их особом государственно-правовом статусе внутри Российской Федерации. Возможно, что пора поставить вопрос о переходе к так называемому «конкурентному федерализму».
4. Целью государственной промышленной политики должна стать повышение совокупной капитализации России, в том числе формирование такой ее пространственной организации, которая бы повышала стоимость активов, находящихся в распоряжении территориальных сообществ, человеческого капитала и среды жизни людей. Это требует перехода на всех уровнях власти к так называемому «финансовому управлению», позволяющему оперировать всеми объектами управления как мобильными активами, имеющим денежную оценку. Но начинать необходимо с перестройки системы государственной статистики.
5. Наилучшей формой пространственной организации страны является сетевая, а поддерживающей ее моделью промышленной политики выступает кластерное развитие. Соответствующим образом должны быть перестроены инструменты проектно-программного управления экономикой страны. С одной стороны, резко возрастает роль институциональных реформ, связанных с реформой финансовой системой, снижением административных барьеров для бизнеса, так как именно сетевые регионы и сетевые кооперативные производственные связи наиболее чувствительны к данным порокам национальной промышленной политики. С другой стороны, возникает потребность в дополнении макроэкономической и институциональной политики микроэкономическим проектным действием, обеспечивающим организационную катализацию образования кластеров на территории. В глобальном соревновании регионов выиграют те, кто выберет наиболее адекватные формы микроэкономического проектного действия. Для конкурентоспособности страны будет достаточно развития точно учитываемого количества кластеров, а для образования последних – счетного количества «опорных регионов» и реализуемых на российских территориях проектов.

Наверх