ОТ ПЕЧКИ

Я родился в Москве в 1953 году. Начало биографии ничем не примечательное. Последние три класса учился в физико-математической школе № 2. Со школой мне повезло: успел закончить учебу за год того, как в школе разогнали основной преподавательский состав, поскольку значительная часть учителей и родителей казалась начальству диссидентами.

Потом поступил на факультет психологии МГУ. Наверное, я был не готов принимать самостоятельные решения относительно будущей профессии, не любил про это думать. Просто случилось так, что у меня был друг, который захотел стать психологом. И я вместе с ним пошел на психфак.

Учился очень хорошо первые два-три года. Успевал по всем предметам, что считалось удивительным и почти невозможным. Учиться было приятно и интересно, но никаких мыслей о будущей профессии при этом не возникало. Кроме преподавателей психологии там никого подготовить не могли.

Итак, я прямо не отвечал себе на вопрос о будущем, но интуитивно, наверное, видел себя где-то в науке. Каким-нибудь профессором, который что-то изучает, экспериментирует, книжки пишет. А потом меня опять же друг поманил за собой в психотерапию. После окончания института работал два года в клинике психотерапевтом. Потом поругался там с начальством.

Достаточно долго я жил вокруг психологии и педагогики. Сначала потому, что образование такое было. А потом родились дети, и меня очень устраивало место в педагогическом институте: работа не бей лежачего, свободный режим и все условия, чтобы эту трудную полосу жизни пережить. Работал в научно-исследовательском секторе пединститута, который выполнял договора по заказам предприятий. Они делали вид, что платили, мы делали вид, что работали, и все были довольны. И я надолго застрял в таком положении, когда у тебя нет профессии, но зато есть удобная работа.

Параллельно начались мои соприкосновения с Методологическим кружком. Впрочем, они начались раньше. В Институте психологии постоянно проходили доклады, Георгий Петрович организовывал там свои мероприятия. Еще будучи студентом, я заходил иногда: интересно, даже зрелищно.

МЕТОДОЛОГИ

Под влиянием этих посещений я что-то читал. Больше всего запомнились книги Владимира Лефевра – “Конфликтующие структуры”, “Алгебра конфликта”. До сих пор считаю, что в смысле интеллектуальной поэзии – это настоящие шедевры. Читал работы самого Георгия Петровича – скорее, чтобы понять, что он делает. Потому что его непосредственные действия в аудитории производили на меня гораздо большее впечатление, чем его научные труды. Игр тогда еще не было, но привкус событий такого рода уже отчетливо присутствовал. До сих пор никто не научился называть это каким-то словом.

Обострение интереса к методологии возникло у меня по двум линиям.

Был такой период в жизни, когда, в силу вполне понятных теперь уже причин, у меня появился повышенный интерес ко всякого рода чудесам. Обострилась готовность откликнуться на чудо. Готовность тянуться к тому, кто был к чуду причастен. Природа, как известно, не терпит пустоты. И такой человек, - выходец из страны чудес, - появился. Им оказался Петр Щедровицкий.

А с другой стороны, была цепочка вполне конкретных ситуаций. Когда я работал в Педагогическом институте, меня всегда поражала такая вещь. Между университетским факультетом психологии и психфаком нашего института было большое различие. Наш психфак был блатной: там учились дети больших педагогов и психологов. У них были совершенно особые формы поведения, и принятая среди начальников или чиновников дипломатия присутствовала в студенческой среде. Особенно это бросалось в глаза на таких мероприятиях, как защита дипломов или курсовых работ. Выходит студент, начинает говорить бессмысленные вещи, но хорошо поставленным голосом, даже с некоторым артистизмом. И все гладко движется к своему счастливому завершению.

Я не мог понять: в чем тут дело и как такое возможно. Меня очень интересовала сила слова, основанная не на его смысле, а на его событийности. Хотелось овладеть силой слова как силой, которая творит событие. И вот в связи с этим моим интересом знакомые посоветовали мне съездить на игру, потому что там, якобы, такие моменты специально высвечиваются.

С такой установкой я впервые и поехал на игру в Вильнюс в 1985 году. Игра была посвящена созданию факультета психологии в Вильнюсском университете. Петр был в нашей группе игротехником.

Тогда и случился переломный момент, после которого меня потянуло к методологии. Я там ощутил не то что силу слова… Ну, знаете, на играх крыша у каждого по-своему едет, я не знаю, что там на самом деле было. Но для меня там произошло нечто особенное: мне с поразительной остротой удалось вдруг почувствовать власть над ситуацией. Власть над событиями, которыми можно, оказывается, управлять и вести их в нужную тебе сторону.

Я вернулся с игры, пошел на следующей день на работу. И мой шеф начал на меня наезжать: “Мы тебе командировку оплатили, давай рассказывай, где ты был и что вы там делали, чему ты там научился”. Ну, я и организовал нападение на него сотрудников, и его благополучно затоптали. “Вот это да! - думаю, - никогда я этого не умел - и вдруг научился!”

Довольно быстро эта способность выдохлась, как воздушный шарик, а ностальгия по ней осталась. Я старался сблизиться с Петром, чтобы понять: что это такое со мной произошло и как мне вернуть и удержать свои достижения. Он говорит: “Мышление надо развивать”. Я, кстати, понял это слишком буквально и прочитал впоследствии все книжки про мышление, которые психологи написали. И ничего мне это не дало.

С тех пор стал более тесно общаться с Петром, по возможности участвовал в том, что он делал. Петр давал мне задания, в основном организационные, по факультету, при котором я работал. Правда, у меня это все не очень получалось. И еще я, естественно, активно интересовался играми, он начал меня приглашать.

ШКП: ПУТЬ НЕОФИТА

После Вильнюса была одна очень сложная для меня игра, которая проходила в Красноярске. Она называлась пятидесятой, и на ней, как считалось, произошли роды третьего поколения методологов. После нее Петр, Сергей Попов, Юрий Громыко перестали проводить игры совместно с Георгием Петровичем. Считалось, что они уже “вылупились”. Видимо, роды были болезненные, и всем, кто был на игре, сильно досталось. Мне так уж точно. Трудно сказать, за что досталось: такое событие насыщено многими энергиями, и мало ли под какое колесо ты попадешь. У меня осталось такое ощущение, как будто была большая буря.

И вот с тех пор я стал чаще участвовать в играх, которые Петр проводил. Тогда же он начал создавать Школу культурной политики. Я в нее и поступил. Не то, чтобы я сдавал экзамены по конкурсу. Нет, просто я давно с Петром тусовался и заодно стал стажером. А потом из института перешел туда на работу. Что, наверное, было для меня не самым лучшим биографическим выбором. Шел 1989 год. Тогда начинали рушиться многие государственные структуры, и вопрос о том, как зарабатывать деньги, стоял очень остро. А тут представилась возможность не решать его: я перехожу в Школу и получаю зарплату, у меня опять нет никаких проблем. Сейчас я думаю, что это спасительное обстоятельство не пошло мне на пользу.

Я считаю, что, так же как и факультет психологии, Школа никак своих стажеров не профессионализировала, не придавала им товарный вид. Если ты имел профессию, ты получал дополнительный интеллектуальный потенциал. Если не имел профессии, то все равно получал этот потенциал, но отнюдь не профессию. По-моему, не только я – многие выпускники так считают.

Что касается самой идеи культурной политики, то вряд ли я представлял, откуда она вырастает и в каком контексте. Просто было интересно, что Петр делает. Если б было что-то другое, это было бы не менее интересно. Скорее была ориентация на человека, чем на какую-то идею. Я, конечно, могу что-то по поводу культурной политики сказать, но думаю, что все это была бы словесная шелуха.

Не знаю, чтобы я ответил, если бы меня тогда об этом спросили. Многое было завязано на идею управления сознанием людей. Провозглашалось это или нет, не помню, но в практике очень даже присутствовало.

Я бы так, наверное, для себя расшифровал. Культурная политика… Политика вообще ассоциируется с властью, с управлением. А культурная политика – это управление через сознание… Через специальное построение таких истолкований фактов и событий, которым трудно что-либо альтернативное противопоставить. В этот же ряд можно поставить журналистику, пиар – как более частные случаи и взятые в другом масштабе. Не думаю, что у меня с этой идеей был какой-то особенный резонанс. Больше, пожалуй, меня интересовала методология в целом, как явление.

Интересовала практика игр. С одной стороны – как событие, а с другой – как возможность чему-то научиться. У меня до какого-то момента были иллюзии, что я соприкасаясь с методологией, учусь и становлюсь методологом. Потом иллюзии ушли, но сначала это мною и двигало: я думал, что игры это - действительно систематический способ через обучение стать таким, как методолог.

Меня интересовало, что есть методология как явление и каковы ее основные идеи. Попытаюсь даже сформулировать, до чего я дошел.

Я много читал на эту тему. Есть некоторые общепризнанные этапы истории методологии. Сначала были исследования мышления, которые проводили первые поколения методологов: Г.П. Щедровицкий, К.М. Мамардашвили и другие. Я проштудировал кандидатскую диссертацию Георгия Петровича. Понял. Классно. А дальше – новый виток, разработка теории деятельности. Потом попытка создать практику в виде оргдеятельностных игр.

В какой-то момент я понял, что читая тексты, не могу больше удерживать вот эту линию слежения за методологией. Сколько ни пишут методологи, понятности не прибывает и не возникает ничего нового, что я мог бы вытащить из этих писаний. Конкретно я сломался на работе Георгия Петровича о теории деятельности в “Кирпиче”, где описывалось, что есть традиционное представление о системах, которым пользуются биологи и инженеры – и ему противопоставлялось альтернативное представление, методологическое, “другое”. И что это за “другое” – я ни из текстов не мог вытащить, ни из людей. Так оно и осталось недоступным для меня.

Я тогда решил, что просто тут важен другой слой: когда слово является не словом, которое надо понимать, а словом, которое действует и создает событие. Бессмысленно пытаться понимать тексты. Практика игр является, видимо, концентрацией того, что сложилось как форма жизни в семинарах, когда это культивировалось в маленьких группах. Эта форма жизни и есть то содержание методологии, которое бесполезно пытаться вычитать и понять. Вообще оно никогда через уши и через мозги не войдет.

Когда глядишь на то, что может делать Георгий Петрович или Петр, самому очень хочется сделать что-то подобное. Даже эстетическое удовольствие возникало, когда я наблюдал за ними.

Некоторые стажеры вроде бы пытались делать тоже самое, подражать внешне. Но я мог проследить за содержанием их слов и видел, что они совершенно пусты. А Петр всегда вытягивал из разных областей глубокие и проработанные вещи, он мог быстро извлечь из них самую сердцевину. Конечно, очень хотелось этому научиться. Что-то получалось, и это подталкивало дальше…

Не знаю, можно ли научиться этому в обычных ситуациях. А вот в экстремальных, сконцентрированных условиях, как на играх – там, пожалуй, научиться чему-то проще. Крайне интересно, когда ты можешь трех человек одновременно слышать и понимать все их смыслы. И понимать, куда все это можно собрать и как тут же выдать это обратно. А когда еще за такую работу деньги получаешь, то тебя не волнует вопрос о том, как эти диковинные способности можно употреблять во “внешнем мире”.

На играх я не был уже много лет. Сейчас я много работаю головой, но не в режиме реального времени.

РАЗВИТИЕ

Мне кажется, что в ШКП вопрос об индивидуальном развитии каждого не стоял. Создавалась плотная интенсивная среда для развития. Специально никто ничему не учил, но были большие возможности учиться. И сколько хочешь, сколько напряжешься, - столько и возьмешь.

Например, я как игротехник мог что-то делать, значит, надо было это делать еще лучше: чем больше ты напрягаешься в любом направлении, тем больше ты этого заглатываешь, тем больше ты развиваешься.

Это пространство, границы которого находятся очень далеко от тебя, и насколько ты заполнишь его собой, только от тебя зависит. С одной стороны, это пространство, насыщенное способностями, темами, идеями. А с другой стороны, и система мотиваций построена – через конкуренцию с другими, через предъявление образцов, через публичность. Вообще, много различных стимулирующих механизмов там работало.

На девяносто процентов эту среду создавал Петр. И как организатор, и как образец, и как источник идей, с которыми потом приходилось бороться – с их обилием, пестротой и необходимостью все это быстро проглотить. Если не пытаться понять и освоить то, что ты услышал на лекции или на семинаре, это может плохо кончиться.

Максимальная концентрация условий для развития происходила, как мне кажется, на играх. Игра ведь устроена так, что есть эксперты и есть методолог, который может производить синтез экспертных, достаточно сложных и разнородных знаний. И все это на твоих глазах происходит, да еще и с твоим участием. Уже одно только это дает мощнейший толчок интеллектуальному развитию.

Были в ШКП и задачи менеджерского типа. Например, подготовить и организовать игру. Я организовывал две игры. Не думаю, что тогда мне это что-то дало, хотя сейчас приходится снова с подобными задачами сталкиваться. И даже изучать и использовать такую дисциплину, как управление проектами.

Среди стажеров был круг людей, с которыми я всегда мог обсудить какие-то волнующие или непонятные детали. У всех нас возникали обычно самые противоречивые версии относительно того, что произошло, например, на игре, что сказано на лекции и почему так, а не иначе. И все это активно переваривалось в разговорах друг с другом. Хотя мы редко приходили к согласию: как правило, все равно все при своих мнениях оставались. Но и в этих обсуждениях для тебя тоже что-то происходило, и вклад в твое развитие делали все.

Читали много. Я, например, тщательно изучал работы Аристотеля о силлогизмах – “Аналитику” и “Топику”, кажется. Работа с литературой считалась важным учебным вектором. От нее мало что осталось в памяти.

Были у нас и попытки самостоятельно что-то делать. Например, мы брали видеозаписи игр, и устраивали разные игры по поводу этих записей. Останавливаем, например, пленку и генерим всякие предположения относительно того, что через пять минут произойдет, какой будет сделан вывод, какое действие предпримет руководитель игры.

Помимо этого стажеры сами устраивали семинары. Каждый мог предложить тему. У меня, например, была конкретная ситуация. Я сделал какое-то изобретение, или текст написал. Ну сделал и сделал, а что дальше? Следующий шаг - как-то пристроить это, опубликовать или продать. Поскольку со следующим шагом у меня не очень получалось, я эту свою ситуацию в теоретическом виде выносил на семинарское обсуждение. Интересно было в общем виде попытаться осмыслить ситуацию движения задумки из интеллектуальной сферы в социальную.

Кто-то другой свои вопросы обсуждал. Зачем и почему – остальным не всегда было непонятно. Вот человека интересует какая-то тема, а какие жизненные корни этой темы в нем – неизвестно. И все пристраиваются, либо из любопытства, либо чувствуя какой-то резонанс со своими интересами.

Диплом у меня тоже был подготовлен на основе очень конкретной ситуации. Дня за два до того, как надо было делать выпускной оклад, мне пришла в голову тема, которая стоила того, чтобы о ней подумать: компенсация интеллектуальных дефектов. В то время я уже не работал в Школе, а зарабатывал репетиторством – подготовкой детей с интеллектуальными дефектами к школе. И еще занимался с двоечниками по программе средней школы. Вот я и подумал: а как бы можно было в обобщенном виде представить и осмыслить то, что я делаю. Этому был посвящен дипломный доклад.

По моему восприятию и, наверное, по общему, он был средним на фоне тех докладов, которые делали ребята на выпускной игре в тот год. Не самый яркий, не самый тусклый. Диплом мне дали по специальности “психолог”.

КАРЕТУ МНЕ, КАРЕТУ

В какой-то момент я понял, что, наверное, я не методолог, и неправильно воспринимать то, что происходит, как учебу. Я никогда не считал себя достаточно интегрированной частью сообщества. Когда-то я хотел этого и стремился к эпицентру. А в какой-то момент перестал. Но я никогда не считал, что я нахожусь в эпицентре. Я понял, что теми путями, которыми я двигаюсь, я туда не приду.

Я и сейчас не очень ясно понимаю, что такое методологическое сообщество. Все очень просто, когда ты внутри этого методологического мира. Он замкнут и самодостаточен, особенно когда и зарплату получаешь, не покидая его границ. Вокруг рыбы вода, и она не задается вопросом, что это такое.

Однажды я решил больше не работать в Школе, и не очень хорошо понимал, чем буду заниматься. Я упоминал уже, что мой переход на работу в ШКП был не самым удачным стечением обстоятельств: довольно долго я мог себе позволять не думать о том, а как, собственно, жить дальше и чем зарабатывать на жизнь. А когда уже пришлось думать об этом, то думать было некогда. Я ушел из Школы, а куда ушел, непонятно, и кто по профессии – тоже было непонятно. Нахальства, конечно, я набрался там предостаточно. Устроился работать в коммерческую фирму, и сразу вскружил голову и себе, и своим работодателям. С моим приходом все там зашевелилось, началась какая-то маленькая революция в стакане воды. Но прошло два-три месяца – и фейерверк погас…

Году, наверное, в 93-м я резко оборвал контакты со всем, связанным со Школой. Наверное, это не было оправдано с моей стороны. Сейчас я бы так не поступил.

Я вышел прежде всего из отношений с Петром. Из-за того, думаю, что у меня возникли по отношению к нему какие-то завышенные требования и ожидания. Ведь из того, что человек многое может, вовсе не следует, что он тебе что-то должен. И даже если он что-то тебе обещает, надо еще не ошибиться в истолковании того, а что же именно. Видимо, я тогда не очень хорошо это понимал и был в плену всякого рода “бессознательных умозаключений”. В 1996 году я приехал на семейную игру (до этого два года вообще почти ни с кем из сообщества не пересекался). Может, игра просто неудачно сложилась, но она прошла не как игра. И это меня окончательно расхолодило. Прежде у меня всегда было большое желание участвовать в “семейных” играх, но после той игры и это желание пропало.

Позже я отчетливо для себя разделил: Петр как человек, который может иметь с тобой какие-то личные отношения, но которому ничто человеческое не чуждо. И Петр как носитель некоей силы. Раньше я этого не разделял и воспринимал ту особую силу, которой он наделен, как неотъемлемую часть его личности. Из-за этого у меня были с ним сложности в отношениях. А теперь, когда стал разделять, - мне стало проще.

Хотя отчалил я из ШКП вроде бы и тихо, но в душе дверью-то хлопнул. Во многом потому, что две эти вещи путал. А много позже понял, что был не прав. И мне стало легче. Наверное, я поеду на следующую игру.

ВЫПУСКНИК

В те годы, после ухода из ШКП, у меня был период случайных, коротких заработков, связанных с избирательными кампаниями, в основном в регионах.

Чуть раньше, но тоже после моего ухода, я написал книжку. Еще со школьных времен у меня было неудовлетворенное любопытство по поводу того, как устроены физика и математика - как дисциплины, которые дети в школе изучают. Соприкоснувшись с методологией, я снова стал пытаться отвечать себе на эти вопросы. В это время Фонд Сороса объявил конкурс на новые учебники, я получил грант на книжку по этой теме. Специалисты, которые рецензировали мою работу, - довольно авторитетные в этой области люди, - высоко ее оценили, написали, что это дело нужное. Книга вышла пробным тиражом, ее испытания прошли не очень удачно. В Нижнем Новгороде была школа, куда пришли преподавать безработные ученые. Интерес у них к преподаванию был большой, и там предполагалось внедрить мою работу. Но ничего не вышло...

Это не было случайностью: в работе я допустил серьезную дидактическую ошибку. Я исходил первоначально из такого предположения: в школе приходиться изучать много разных учебных дисциплин, и ученику трудно разобраться и в этом, и в этом, и в том. Я использовал некоторые аналогии с формальной логикой. Когда понятие очень общее, то оно бедно по своему содержанию. И в принципе его худо-бедно освоить можно. То есть, сначала понять нечто в предельно общем виде - а потом двигаться к разнообразным конкретным проявлениям. Уяснили мы, например, что такое млекопитающее – а потом легко переходим к изучению и медведя, и собаки, и кошки, и человека. Просто к общему понятию начинаем конкретизирующие признаки добавлять. Я предполагал вычленить общий каркас из естественных наук, доступно описать его, сделать по этой теме учебник и задачник - а потом уже школьники смогут на их основе если не осваивать учебные дисциплины с нуля, то, по крайней мере, углублять и систематизировать имеющиеся знания

Это была ложная установка. Я думал, что создав учебный метапредмет (а назывался он у меня “Логика естествознания”), я облегчу жизнь школьникам. Реально вышло не как в формальной логике, а как в математике: чем более общую формулу мы имеем, чем больше частных случаев она охватывает, - тем она длиннее и тем больше в ней скобок, иксов, игреков и прочих неудобств.

Хотя сама по себе работа получилась неплохая, причем сделал я ее меньше, чем за год. Спустя некоторое время я нашел похожую книжку по этой же теме, но написанную уже профессионалом. Забавно…

В плане работы сейчас мне впервые лет за десять кажется, что я приземлился надолго. Уже второй год я работаю в консалтинговой фирме “ШАГ”. Характер деятельности фирмы - консультирование в области бизнеса и развития организаций. Работа мне нравится: хорошие товарищи, нормальные заработки, возможности для самореализации неограниченные. Все время приходиться и учить, и учиться, и изобретать. И есть возможность быстро проверять, как работают или не работают твои изобретения…

ОГЛЯДЫВАЯСЬ НА ШКП

У меня осталось такое впечатление, что ШКП закончилась вторым или третьим выпуском. По крайней мере в форме регулярно проводимых семинаров и лекций, со сквозными темами, разветвленной программы игр. Все это работало тогда как машинка, систематично и без сбоев. Был фиксированный состав стажеров, какие-то лычки, границы, ступени. В какой-то момент до меня стали доходить слухи, что этого уже нет. Возможно, появились совсем другие формы. В этом смысле я всегда воспринимал, что Школа - в том виде, в каком я ее знал - жила года три-четыре.

За тем, что сейчас происходит в сообществе, я не слежу. То, что Петр делает сейчас, и то, что он делал последние пять-десять лет, на разных языках описывается и истолковывается. К тому языку, на котором говорится о новом поколении гуманитарных технологий, я сейчас не очень чувствителен. При этом, я давно поставил крест на том, что говорится про методологию словами. Я считаю, что после 1980-х годов, когда начались игры, уже бесполезно стало читать и слушать. Если ты, скажем, участвуешь в том, что происходит на игре, то до тебя все доходит через другие органы. А если не участвуешь, то непонятно, что является объектом твоего слежения. Впрочем, я, кажется, уже повторяюсь.

Почему я думаю, что ШКП не возродится? Когда проходил первый конкурс и под знамена призывались первые поколения стажеров, в Москве и в стране была другая социальная ситуация. Хотя уже начались какие-то изменения, они еще мало до кого дошли. Все равно все продолжали жить при социализме.

Сейчас для молодых людей, которые идут учиться, огромное значение приобретает профессионализация. Но ведь профессионализации там не было никакой. Может быть, правда, это только у меня был такой опыт, а для кого-то из стажеров все выглядело и происходило иначе. По крайней мере, мое движение вокруг и внутри методологии не приводило меня ни к какой “товарной форме”. В смысле превращения в специалиста, который может приобретенные в Школе способности продавать. Там много чего другого происходило, но этого не было.

Хотя в Школе были реальные предпринимательские проекты, раз она существовала. Я знаю, что некоторые ребята реально принимали участие в отношениях с администрацией Якутска, в других аналогичных проектах. Я был далек от этого. У меня тогда не было опыта участия в каком-либо проекте с достаточным пониманием его организационной стороны, социальной, финансовой, контрактинговой. Было фрагментарное участие в игроподобных мероприятиях, не более того. Поэтому у меня не осталось впечатления о том периоде жизни Школы как об имеющем отношения к моей профессионализации. Допускаю, что среди “старших товарищей” были профессионалы - в том смысле, что они имели методологическую подготовку и умели продавать то, что умели делать. Но между ними и мной была такая дистанция… Он, скажем, может употребить тебя в очень локальном кусочке своей работы - но профессионалом ты себя на этой площадке не чувствуешь. А зависеть от того, возьмут ли тебя в кусочек какого-то проекта или не возьмут - не очень интересно.

Из трех направлений, по которым Школа разворачивала свою активность – образование, бизнес и кинематография - я выбрал образование, и выскакивать еще куда-то мне не хотелось. Насколько я понимаю, со временем стало ясно, что за работы в сфере образования платить никто не будет. Не было у нас в стране на это спроса. Так что в плане профессионализации мне, возможно, и по объективным причинам не повезло. Не в тот рукав попал.

В связи с этим такое ощущение, что если нет четких профессионализирующих ориентиров, причем доступных и понятных, то сейчас без этого вряд ли возможно привлечь людей к интенсивному участию в жизни Школы. А ведь нужно много времени и сил для того, чтобы участвовать в такого рода жизни.

ЧЕМУ ВЫУЧИЛСЯ?

Я до конца не уверен, что могу сейчас отделить опыт, полученный в ШКП, от опыта, полученного до или после. Во всяком случае, сегодня я могу быстро учиться очень многим вещам. Очень быстро вхожу в любую интеллектоемкую сферу.

Могу с любой сложной вещью работать: описывать ее, проектировать. Внедрять пока получается хуже, но работаю над этим. Есть у меня одно убеждение, которое я вынес если не из ШКП, то уж из методологии точно Убеждение в том, что человек может сам создавать ту реальность, в которой он работает и живет, может даже навязывать ее окружающим, как бы распространять вокруг себя. И есть другое убеждение: нет никаких пределов возможностям человека расти, обретать новые способности, становиться другим. Все ограничено только волей и желанием. Эти две вещи я вынес, как мне кажется, оттуда. Потому что раньше во мне этого не было. А сейчас стало не только моими убеждениями, но в какой-то мере и способностями.

Я предпринимал иногда попытки сотрудничать с кем-то из ШКП. Планы сотрудничества строились часто по одному и тому же сценарию. У меня было какое-то изобретение, и я говорил: “Давай продадим”. Как правило, отвечали: “Давай”. Делались первые шаги, а потом мы обо что-нибудь спотыкались и останавливались…

Наверное, мне не хватает ясности в понимании того, в чем может заключаться мое сотрудничество с сообществом. Да, есть некое абстрактное желание делать что-нибудь сообща. Но когда дело доходит до чего-нибудь конкретного, то всегда какой-нибудь туман возникает. Со своей стороны я сейчас ничего не могу предложить ШКП.

ШКП я отождествляю прежде всего с людьми, а не с замыслом, не с идеей. Поэтому мне не близка идея культурной политики, не скажу, что я как-то ее прожил или проникся ею. Условно говоря, мне сказали, что она вот там-то, - я туда иду, и хватаю воздух. Все ведь дело в особым образом настроенном зрении, которое дает тебе что-то увидеть или нет. Я, например, не вижу.