Первым шагом в деле укрепления власти президента Владимира Путина стало создание семи федеральных округов. Один из них – Северо-Западный федеральный округ (СЗФО), на территории которого мы проживаем. Есть Россия, есть Архангельская область – эти величины привычны и понятны, но что такое СЗФО, пока, честно говоря, не совсем ясно. Какова роль округа в государстве? Почему разрозненные субъекты Северо-Запада должны объединяться? На эти и другие вопросы корреспонденту “Известий” отвечает член правления фонда “Центр стратегических разработок “Северо-Запад” Петр ЩЕДРОВИЦКИЙ.

– Петр Георгиевич, какова роль округов,  в частности СЗФО, в рамках современной концепции развития страны?

– Институт федеральных округов создавался для восстановления управляемости страной. Первая задача, которая была возложена на округа, – устранение расхождений между федеральным законодательством и законами субъектов федерации. Эти расхождения препятствовали нормальному перетоку капиталов, информации, человеческих ресурсов. Вторая задача, которая была поставлена в 2001 году, – анализ распределения полномочий и ответственности в сфере ключевых функций жизнеобеспечения. Ряд кризисных ситуаций показал, что система власти в стране устроена так, что никто ни за что не отвечает. Например, если мы говорим об экономическом развитии, кто за что отвечает? За что отвечают местные органы самоуправления, субъект федерации, округ, федерация? В следующем году с высокой вероятностью темой для округов станет расширенная трактовка контрольных функций, и в частности, преодоление кризиса распределения полномочий между субъектами федерации и муниципалитетами.

– Судя по деятельности полпреда Виктора Черкесова, он стремится скоординировать действия входящих в СЗФО регионов для достижения единой стратегической цели. На ваш взгляд, в чем она может заключаться?

– Стратегические цели России на китайской границе и европейской границе отличаются друг от друга хотя бы в силу специфики геоэкономической ситуации в мире. Уже несколько десятилетий идет процесс европейской интеграции. Европа объединяется для того, чтобы выстроить более сложный, более системный способ позиционирования в мире. Поэтому самоопределение России по отношению к этому центру силы, выработка адекватной геоэкономической стратегии, политическая, технологическая, экономическая кооперация с Европой – этот вопрос неминуемо будет прорабатываться на Северо-Западе. Я достаточно твердо стою на точке зрения, что такой магистральной линией стратегического позиционирования Северо-Запада в мире и России на Северо-Западе является развитие инновационной экономики. Это экономика, продуктом которой является производство инноваций: от научного открытия и изобретения до технологии. Все остальные отрасли, региональные проекты и программы, с моей точки зрения, должны рассматриваться в этом ключе либо как инфраструктурное обеспечение инновационного процесса, либо как система квазирынков.

– То есть?

– Для того чтобы инновации вышли на промышленный уровень, необходимо, чтобы кто-то их покупал на стадии разработки. Традиционная модель, где единственным заказчиком является государство, сегодня нигде в мире не работает. Государство может быть соучастником какого-нибудь инновационного консорциума, наряду с транснациональными компаниями, средним бизнесом, региональными администрациями, которые заинтересованы во внедрении этих инноваций для улучшения экономического баланса территорий. Я считаю, что государство здесь, скорее, должно поднять флаг приоритетности инновационной экономики, а дальше, скажем, энергетика, освоение севера, лесной комплекс, то есть традиционные для Северо-Запада отрасли могут и должны рассматриваться как квазирынки, которые формируют заказ на новые технологии, оплачивают разработки в этой сфере, тем самым повышая свою конкурентоспособность. Не решив вопрос о новых технологиях энергосбережения, новых источниках энергии, новых видах транспорта, переработки и использования сырья, мы рискуем создать и сохранить очень ресурсоемкую и неэффективную экономику.

– Давайте спустимся с уровня государственной власти…

– На уровень простого гражданина? Мы должны трактовать инновацию очень широко, потому что это не только результат работы ученых и инженеров. Это результат работы каждого человека на своем рабочем месте. Самое главное – не придумать что-то новое, а внедрить, использовать. Нужно говорить об инновационной среде в целом. И в этом смысле для меня нет никакой разницы между уровнем страны, конкретного предприятия или дома. Сегодня появилось новое поколение умной техники. Это поколение к нам придет через 5–10 лет. Насколько готовы люди осваивать новые технологии? А ведь это путь к экономии, потому что каждый из нас ежемесячно тратит деньги на поддержание тепла в доме, приготовление пищи... Люди тратят много средств на то, на что уже сегодня можно тратить меньше, просто не зная о том, что это возможно. Нужно понять, что инновация – это не что-то запредельное, она завтра войдет в наш быт.

– А насколько это выгодно крупным предприятиям?

– У нас есть масса предприятий, которые производят прекрасную качественную продукцию, но она, например, не сертифицирована. Достаточно произвести сертификацию в европейском формате, чтобы повысить стоимость этой продукции на рынке. В каком-то смысле это тоже управленческая инновация: смотреть на свою продукцию не глазами производителя, а глазами рынка. Сертификация может дать 20–30 процентов эффективности без каких-либо других изменений. Часто встречаются случаи, когда мы продаем свою продукцию посреднику, посредник присваивает этой продукции знак качества, опираясь на свои возможности, и продает нам же.

– В чем отличие новой региональной стратегии от той, что реализовывали в СССР?

– Предыдущая стратегия во многом была экстенсивной, она строилась на масштабных проектах освоения территории, добыче сырья, и, в общем, никто не задавал себе вопрос, какой ценой это достигается. Слова “экология”, “человеческие ресурсы” тогда не были значимы. Никто не спрашивал себя, в какой мере наши сегодняшние экономические успехи есть займы у будущего и кому придется за это платить через 30–40 лет. Это пример экстенсивной индустриальной стратегии. Этот этап развития страны закончился. Можно, конечно, пытаться мыслить будущее по образу прошлого и продолжать длить советские долгострои, но я думаю, что на это сегодня нет ни денег, ни людей. Поэтому нужно искать новые ходы.

– Какие же?

– Очень интересным для нас может быть опыт НАФТы – стратегического альянса Канады, Америки и Мексики, где первоначально кооперация была построена по схеме: сырье (Канада) – технологии (юг Канады, север США) – рабочая сила (юг США, север Мексики). Такая межрегиональная кооперация дает возможность каждому региону использовать свои естественные преимущества. С этой точки зрения на Северо-Западе мы видим наличие как минимум двух уровней: сырьевого и технологического пояса. Технологический пояс тесно переплетается с балтийским регионом в целом, а рабочая сила сегодня в наибольшей степени представлена в странах Восточной Европы и странах СНГ. Поэтому создание таких межрегиональных и кооперативных связей может быть тоже очень продуктивным для всех участников.

– Сколько времени займет реализация этой стратегии?

– Есть реализация, когда мы, задумав нечто, доводим это до проекта, а есть реализация – исполнение этого проекта. И самая трудная часть – первая. На нее много времени не надо: 2–3 года. Потом мы будем иметь дело с несколькими волнами реализации и с последствиями удачного или, наоборот, неудачного проекта. В эти первые 2–3 года надо определить новую модель государственного устройства России, новую геоэкономическую стратегию, а реализовываться она будет 25–30 лет.

– Весь прошлый год ваш фонд занимался разработкой доктрины развития региона и институтов ее реализации. А каковы дальнейшие планы?

– Мы наметили 4 проекта. Я очень надеюсь, что в 2002 году фонд будет заниматься этими проектами, на каждом из них отрабатывая механизм – схему взаимодействия разных уровней и разных субъектов, экономических и административных. Поскольку проекты очень разные – начиная от окружной статистики и заканчивая подготовкой кадров, – понятно, что если нам удастся эту схему выстроить, то ей смогут воспользоваться и другие заинтересованные государственные институты и бизнес-организации.

Евгений Горчаков