Я родился в 1967 году в Риге. Спустя шесть лет мои родители переехали в Огре – небольшой городок под Ригой. Там я провел все свое детство и закончил среднюю школу. В юношестве, довольно усердно занимался спортом – ручным мячом, играл за сборную Латвии. Потом была учеба в Латвийском университете (ЛУ), на экономическом факультете, потом, там-же аспирантура. На выбор экономической специальности, возможно, повлияло и то, что мой отец в то время был руководителем крупного производственного объединения.

Помню, что основное чувство, которое овладело мной с первых же лет учебы в университете, это полное разочарование – разочарование от процесса обучения, по поводу которого, как оказалось, у меня было много иллюзий, разочарование в получаемых знаниях, которые казались мне весьма поверхностными, разочарование в преподавателях.

В процессе довольно длительного обучения различным экономическим знаниям я для себя понял, что экономическая наука – вещь сугубо прикладная и предельно идеологизированная, при этом имеющая весьма зыбкие теоретические, или, если хотите, метафизичекие основания.

Вот я, в силу юношеского максимализма, и решил построить для экономической науки эти самые метафизические основания, и перевести ее тем самым, из разряда второстепенных инструментальных дисциплин, в ранг фундаментальных наук.

Естественно, что с такими планами, в будущем, я представлял себя, по крайней мере, преподавателем ВУЗа.

Параллельно с учебой в аспирантуре я устроился социологом в один отраслевой НИИ. Там я познакомился со многими людьми, которые побывали на оргдеятельностных играх и были втянуты в так называемое методологическое движение: Ирина Постоленко, Гена Кисвянцев, Владимир Мацкевич, Игорь Злотников. У каждого из этих людей в Риге были свои семинары по логике, по философии, по управлению, которые я с большим интересом посещал, и очень многому учился.

Игорь Злотников организовал в Риге семинар, на котором очень подробно и захватывающе разбирал каждую последнюю игру, в которой он участвовал. Естественно, что и меня заинтересовал этот феномен - ОДИ.

Первой игрой, на которой я побывал, стала игра Георгия Петровича по образованию в Калининграде. Кстати, там я впервые увидел Петра Щедровицкого.

Игра произвела на меня огромное впечатление. При этом сложно сказать, отчего это впечатление было больше – то ли от личности Георгия Петровича, то ли от того действия, которое разворачивалось на этой игре. Во всяком случае, такой интенсивной интеллектуальной работы, такого большого количества разных смыслов, разного рода проблематики, с которой я столкнулся на этой игре, я до тех пор никогда не встречал и даже не мог представить, что коллективная интеллектуальная работа может быть такой захватывающей. В результате этой игры, я составил для себя целый список тем и проблем, с которыми хотелось бы продолжить разбираться, а также целый список литературы упоминавшейся на игре.

Кстати, я до сих пор помню то содержание, которое для меня было наиболее важным в той игре. Это было обсуждение методологических или, если угодно, онтологических оснований европейской науки. То есть тех оснований, которые управляют процессом построения конкретного научного знания и, как правило, не рефлектируются самими учеными, проводящими свои исследования и строящими научные теории.

А поскольку я в то время, как уже говорил, мечтал создать единое стройное здание экономической науки, наподобие гегелевской системы или марксова “Капитала”, то обсуждение оснований науки вообще, проблематики построения понятий, категорий было тем, что меня интересовало. Таким образом, я, может быть, незаметно для себя, из экономической науки постепенно вывалился в логику, философию и в методологию в том числе.

После игры в Калининграде я побывал на игре по управлению в Паланге. Там игротехником в моей группе был Олег Алексеев, который в конце игры пригласил меня поучаствовать в игре Петра Щедровицкого, по созданию программы Школы культурной политики, и в перспективе, может быть, стать ее учеником. Я, конечно, же согласился, и, до сих пор, очень признателен Олегу Алексееву за это предложение.

После игры мне было объявлено, что я принят в Школу Культурной политики, и теперь начинается (точнее продолжается) моё обучение. Я был очень рад этому факту, несмотря на то, что весьма плохо представлял себе, что всё это значит. Главным для меня было то, что я смогу продолжать общаться с этими новыми для меня людьми и как-то продвигаться в интересующих меня вопросах и темах.

* * *

Основная содержательная идея, с которой я пришел в ШКП и которая для меня на тот период была наиболее важной, была идея распредмечивания, которая активно обсуждалась на тех двух играх, на которых я успел к тому времени побывать. Позднее в умных книжках я прочитал, что она имеет другое название – феноменологическая редукция. То есть это идея подвешивания тех смыслов и тех понятий, которые организуют и управляют процессом размышления над тем или иным предметом, над той или иной ситуацией. Мне было невероятно интересно вычленять в любом рассуждении эти самые фундаментальные допущения, которые лежат в нем, и дальше работать уже с ними.

Следующим большим открытием для меня была идея мыследеятельности (МД) и целый комплекс связанных с ней концептов. В частности, представление о том, что одна и та же организованность имеет разные формы существования в разных слоях мыследеятельности. Например, проблема в мышлении превращается в понятие в коммуникации, а затем в проект в деятельности. Однако, как я сейчас понимаю, эта фундаментальная методологическая идея с большим трудом бралась мною в плане собственного самоопределения и собственной деятельности.

Другим важным для меня смыслом идеи МД был тезис о практичности мышления; “когда в обществе исчезает мышление, то поезда перестают ходить по расписанию, а земля перестаёт родить хлеб”. Между прочим, этот тезис, для меня, до сих пор , является очень спорным и проблемным, и я очень понимаю противоположную точку зрения, а именно, что между мышлением и развитием, с одной стороны, и социумом, с другой стороны, проходит, как минимум, монастырская стена. Мышление и развитие является уделом закрытых сообществ, и все попытки переносить и проецировать их достижения в социум кончаются большой бедой для обоих сторон. Так, например, идея построения рая на Земле, т.е. социализма-коммунизма, в ходе ее реализации закончилась построением совершенно реального ада на Земле.

К тому же, мне всегда представлялось важным пройти к тем или иным смыслам СМД методологии через “другие” двери; через древних греков, через классических немцев и т.д. И дело здесь не столько в пресловутых “культурных основаниях” и “источниках”, сколько в объёмности достигаемого таким образом понимания. А понять, по-моему, гораздо важнее, чем реализовать; по крайней мере, в образовании.

Кстати, именно поэтому я никогда не ожидал от Школы культурной политики какой-то конкретной профессионализации для себя, поскольку считал, что “ищите, люди, Царствия Божьего (т.е. метафизики, картины мира), а остальное приложится вам”.

Что касается идеи культурной политики, то для меня, это было скорее именем для какой-то области методологических и философских поисков, проводимых Петром и другими “крутыми” методологами. Сейчас, я бы даже не взялся систематизировать всё то многообразие смыслов и концептов, которые были представлены в этой идее.

* * *

Петр, безусловно, был для меня учителем. Причем, понятие учитель, здесь имеет два смысла: с одной стороны это функциональная позиция транслирующая знания, а с другой стороны это конкретный живой человек, вызывающий у тебя либо неприязнь или безразличие, либо восторг и желание понять тоже что понимает учитель. Я думаю, что в образовании, вот эта последняя, личностная составляющая учителя и является базовой, поскольку именно она определяет дальнейшую индивидуальную траекторию ученика. Знания и содержание вещь, конечно, тоже важная, но для процесса образования всё же вторичная.

Если ты относишься к учителю как к человеку - образцу то ты сам уже начинаешь образовываться, развиваться и, как следствие, появляются и знания и содержание. В этом смысле Петр для меня был учителем-образцом. По отношению к нему я старался двигаться сам.

Впервые, когда я увидел Петра на игре в Калининграде, меня поразило, с одной стороны, его невероятное внешнее сходство с Георгием Петровичем (вплоть до жестов и манеры говорения), но, с другой стороны, Пётр был не таким... жёстким, что ли, как Г.П.

Эксперты, принимавшие участие, в каждом мероприятии ШКП, несомненно были очень глубокие и продвинутые люди, и можно только порадоваться, что довелось общаться и слушать доклады таких людей, как Владимир Подорога, Яков Паппе, Сергей Котельников, Владимир Мацкевич, Вячеслав Глазычев.

* * *

Тему своей дипломной работы я не помню. Помню, что это была какая-то импровизация на тему истории философии, и помню, что работа была довольно слабой.

После окончания ШКП, надо было как-то социально определяться (хотя ужасно не хотелось этого делать) и думать о том, как обеспечить семью. Я попробовал вместе с Володей Мацкевичем создать Рижское отделение ШКП и начать заниматься самостоятельной консалтинговой деятельностью. Однако, найти в Латвии достаточно заказов – не удавалось, а постоянно ездить по всему бывшему Союзу – никак не соответствовало моим жизненным привычкам. К тому же общая ситуация в Латвии, к тому времени, стала всё больше отличаться от ситуации в России; складывающиеся здесь новые деятельностные структуры требовали включенности и личной ответственности, а не советов со стороны.

Поэтому, со временем, я просто создал в Риге несколько фирм, которые сначала занимались финансовым бизнесом, затем меня занесло в область недвижимости и строительства. В этих областях бизнеса я с переменным успехом продолжаю работать и по сей день.

Кроме того, где-то 7-8 лет назад, мы вместе с ребятами из бывшей РАФовской лаборатории управления Сергейцева-Попова организовали в Риге регулярный еженедельный семинар, который продолжает существовать и сейчас. Правда, за это время он оброс новыми, незнакомыми с методологией людьми. Этот семинар не имеет какой-то единой тематической и методической направленности. Просто каждый заявляет тему, которую он хочет обсудить и указывает, сколько семинаров ему для этого понадобится. Единство семинаров задает постоянное время и место его проведения – мой офис.

* * *

Я не так много общаюсь с кругом ШКП, и не очень хорошо знаю, что сейчас происходит со Школой. Честно говоря, даже когда я учился и приезжал на игры и семинары, то в московской жизни Школы я тоже особого участия не принимал.

Наверное, после окончания ШКП меня тянуло продлить контакты, но, видимо, эта тяга была недостаточно сильной. К тому же, как я уже говорил, жизненный ритм работы, свойственный этому сообществу, совершенно не соответствовал ритму моей жизни. Чемоданная жизнь не для меня. Я могу раз в полгода куда-нибудь поехать на неделю-другую, потом вернуться, и на этом все. А когда неделя в одном месте, неделя в другом, потом еще в третьем – для меня это скорее ненормальность.

К Петру испытываю большую благодарность, но опять-таки, весьма слабо представляю его сегодняшние планы и реальные устремления.